Жан-Клод Мурлева - Джефферсон [litres]

Они сидели на том же поваленном дереве около хижины, уже в своей одежде. Джефферсон покачал головой:

– Нет. Я бы сказал, что это где-то у людей, но где именно…

Он перевернул открытку:

– Есть! Это Вильбург.

– Вильбург? Это что?

– Город такой. Большой. Очень привлекательный для туристов. С замечательным собором, насколько я помню. С речкой, каналами, мостами…

– И откуда ты все это знаешь?

– Я-то на географии не кемарил около батареи.

Марка и почтовый штемпель свидетельствовали, что открытка отправлена как раз оттуда. Почерк у дяди Эдгара был аккуратный, разборчивый.

«Милая моя Кароль, с этим городским пейзажем шлю тебе самый нежный привет. Посмотри, какие прекрасные вещи могут делать люди. Увы, они могут такжеДо скорой встречи дома. Целую. Твой дядя Эдгар».

Обоих, само собой разумеется, удивила эта неоконченная фраза, зачеркнутая, однако легко читаемая. Было ли это сделано умышленно? Жильбер считал, что нет. По его мнению, дядя, собравшись было что-то сообщить племяннице, вдруг передумал, но, поскольку марка была уже наклеена, просто зачеркнул лишнее. Наскоро, не обратив внимания на то, что зачеркнутое можно прочесть. И не надо искать в этом какой-то особый смысл. Джефферсон, наоборот, считал, что это как раз было вполне осмысленное и осознанное действие. Господин Эдгар был аккуратист и ничего не делал кое-как. Если он в самом деле не хотел, чтоб Кароль прочла эту оборванную фразу, он вымарал бы ее совсем или, скорее, выбросил бы открытку и написал новую начисто. Уж не такой он был бедный, чтобы экономить на такой мелочи. Нет, тут он хотел что-то сообщить, якобы не сообщая, – и сообщил!

Некоторое время они обсуждали этот вопрос и все не могли остановиться на чем-то одном, и вдруг Джефферсон так и застыл.

– Что с тобой? – спросил Жильбер.

А Джефферсона изумило хитрое устройство собственного мозга. Как будто некая мысль после долгого подводного блуждания сейчас, получив толчок от другой мысли, всплыла на поверхность и лопнула пузырьком очевидности.

– Со мной то, что я только сейчас кое-что вспомнил. В то утро, утро убийства, я шел в город, помнишь, и меня, представляешь, чуть не задавили…

Он рассказал про машину, которая неслась с бешеной скоростью, про двух людей в кабине, про свой кувырок в кювет.

– Сто двадцать километров в час по сельской дороге! – возмутился Жильбер. – Там максимальная скорость – девяносто или восемьдесят, а если асфальт мокрый или водитель имеет стаж менее…

– Стоп, Жильбер, не надо пересказывать мне правила дорожного движения. Но больше всего меня поражает совпадение: те два типа в машине, спасающиеся бегством – потому что, теперь припоминаю, это было очень похоже на бегство, – а теперь открытка, которую господин Эдгар отправил как раз из их страны. Мы второй раз в этом деле натыкаемся на людей, вот что я хочу сказать.

– Точно! – заорал Жильбер. – Гениально! Просто гениально!

Он забегал кругами, запрыгал, как козленок.

– Надо отправляться к людям! Ты прав: оттуда ветер дует! Расследование продвигается! Ух, я это обожаю! Слушай, я, пожалуй, брошу учиться на теплотехника и подамся в следователи!

Тут Джефферсон вспомнил, что ему самому в этот час полагалось бы сидеть в университете со своим вторым курсом и изучать географию, а вместо этого он мыкается по лесам с дурашливым свином, не способным принимать всерьез опасность. «Журналистки мы ненастоящие, – подумал он, – следователи тоже ненастоящие, но уж дураки-то самые настоящие».

Жильбер завершил свою дикарскую пляску и сел обратно на поваленное дерево.

– Схожу домой, возьму все, что понадобится для путешествия. Еще куплю газету и вырежу из нее фото господина Эдгара. Тогда мы сможем его там всем показывать и…

– Притормози, поросеночек! – прервал его Джефферсон. – Эк ты разлетелся, а кое-какие мелочи забыл.

– Например?

– Например, что я не могу зайти домой, что у меня нет ни сменной одежды, ни зубной щетки. Даже денег нет. Позволь напомнить: я шел-то всего-навсего в парикмахерскую. А еще ты забыл, что меня ищут, как ни одного ежа в стране, и представить, что я могу так вот спокойненько сесть в поезд, пускай даже переодетый…

– Тебе не надо будет переодеваться, ежичек, и мы не поедем на поезде.

– А, ну хорошо. А как будем добираться? На машине? Я водить не умею, и ты, слава богу, пока еще тоже.

– Не на машине!

– Пешком?

– Не пешком.

Жильбер выдержал паузу, потом небрежно проронил: