Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство

Но первая же собачка — Джульетточка — оказалась настолько непослушной, вздорной, скандальной и тявкливой, что дети пытались её чуть ли не придушить или просто выбросить. Анастасия же Георгиевна так полюбила Джульетточку, что, когда внуков и внучек развезли по местам отдыха, решила милую собачку перевоспитать. Ей сообщили, что это легко и быстро можно сделать, если обратиться к собачьему гипнотизёру по фамилии Шпунт. Вот сегодня Анастасия Георгиевна и поехала к нему договариваться: сначала она хотела убедиться, что из себя представляет тот, кому она собиралась доверить свою дорогую Джульетточку.

Из бюро услуг она пыталась вызвать нянечку, чтобы та (или тот) посидела с собачкой, но так как Джульетточка безостановочно тявкала в телефонную трубку, то старушка из ответов ничего не разобрала, а ей говорили, что собачек, даже замечательно прекрасных, бюро не обслуживает. И когда появился Григорий Григорьевич, Анастасия Георгиевна приняла его за нянечку!

Так вот сейчас эта нянечка, длинная-предлинная, высилась в кухне на табурете, потому что Джульетточка от беспрерывного, но всё более озлобляющегося тявканья перешла к практическим действиям, не менее озлобленным, — пыталась цапнуть нянечку.

Григорий Григорьевич ни разу в жизни не бывал в таком, как он мысленно выражался, идиотском положении. Конечно, допрыгнуть хотя бы до его ног злобная собаченция не могла, но и он спрыгнуть с табурета на пол тоже не мог — боялся быть искусанным и даже истерзанным. И он кричал Джульетточке дрожащим и прерывистым от негодования голосом:

— Раздавить тебя мало! Отравить тебя недостаточно! Голодной смертью тебя прикончить маловато! С четвёртого этажа тебя выбросить — слишком большая честь для тебя! А ещё друг человека считаешься!

Вдруг он вспомнил о Вовике, живо представил, как открывается дверь, входит ни о чем, вернее, ни о ком, не подозревающий мальчик, и в одну из его ног вцепляется или даже вгрызается эта ненормальная четвероногая психопаточка. Тут он заметил на подоконнике большую кастрюлю, стоявшую вверх дном, и в голове его моментально созрел план, надо сказать, великолепнейший план обезвреживания задыхавшейся от бессильной злобы дикой кандидатки в особо опасные преступницы.

С большим трудом сохраняя равновесие, Григорий Григорьевич дотянулся до кастрюли, долго и тщательно примеривался-прицеливался, ловко спрыгнул с табурета, накрыл Джульетточку кастрюлей и в наиполнейшем изнеможении сел на неё.

Отдышавшись и чуть-чуть-чуть успокоившись, он великодушно пожелал собачке приятного отдыха, а сам стал беспокоиться уже о долгом отсутствии Вовика и причинах этого отсутствия, которые представлялись ему серьёзными. Джульетточка между тем стукалась о стенки и дно кастрюли, но звуки оттуда доносились приглушенные.

А Вовик на улице изнывал от неопределённости своего положения. Больше всего его волновало: что сейчас о нём может подумать Григорий Григорьевич?

Тут на его, Вовиково, счастье из подъезда появилась девочка, голова которой была вся в разноцветных бантиках. Девчонок Вовик отчаянно (вернее, с отчаяния) презирал, разговаривать с ними по-человечески не был пока способен, однако на сей раз, подавив глубочайший вздох, был вынужден как можно вежливее спросить:

— Слушай, ты! Где здесь у вас старушенция живёт с такой малюсенькой злющей собаченцией?

Но девочка, видимо, привыкла, что иначе мальчики и не умеют разговаривать с девочками, и охотно ответила:

— В нашем доме живёт достаточно много старушек с малюсенькими злыми собачками. Знаете, старость располагает к общению с животными и неудивительно, что…

— Ты много-то не болтай! — собрав все свои способности к вежливому обращению, оборвал Вовик. — Собаченцию эту звать что-то вроде… не помню…

— Простите, но я по именам собачек не знаю, — сказала девочка. — И чтобы продолжить разговор, нам необходимо представиться друг другу. Меня зовут Вероника.

— Меня зовут Вовик, — сквозь зубы процедил он. — Собачек как зовут ты не знаешь, а чего ты тогда знаешь? О чём нам тогда разговаривать?

— О, разговаривать можно о многом! — воскликнула Вероника. — Действительно, я не знаю имен, то есть кличек собачек, но зато могу перечислить буквально всех старушек. Я со всеми ими общаюсь, стараюсь каждой помочь, как истинно воспитанная девочка. Вот в первом подъезде, например, живёт совершенно изумительная…