Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство

Некоторое время кастрюля ползала по полу…

— Придавите чем-нибудь, — посоветовал Суслик, оставаясь на табурете, — а то она… Придавите, придавите!

— Я тебя самого сначала придавлю! — злобно отозвался Сынок, в изнеможении сел на кастрюлю и закурил.

Он оглядел себя: брюк до колен у него практически не было, ноги были в укусах, царапинах, крови.

А Суслик всё ещё продолжал стоять на табурете, как живой памятник своим безразмерным глупости и трусости, но вдруг обрел некое подобие относительного спокойствия и заговорил:

— Собственно, ничего страшного, тем более непоправимого, не случилось. Кроме, конечно, ваших ранений… Брюки вам придётся купить, потому что в моем гардеробе на ваш рост…

— Слушай, Суслик, осёл ты последний, — довольно равнодушным, вернее, предельно усталым, тоном остановил его Сынок, морщась от боли. — Как я объясню своему так называемому отцу вот это? — Он показал на свои истерзанные ноги.

— Пустяки! Скажете, что вас искусала собака! Такая большая-пребольшая!

— А если тот пенсионер сейчас приведет сюда милицию?

— Ну и что? Вы мой клиент, вас искусала моя собака. Я плачу штраф… будто бы, конечно! — радостно предложил Суслик.

— Боже мой, ну и ду-у-урак, — печально протянул Сынок… — Да слезь ты с табурета! — заорал он. — Кто этот пенсионеришка с его кастрюльным методом?

— Сначала я принял его за вас, — Суслик сел на табурете, поджав ноги. — Он приходил со старушкой, я её усыпил, разбудить не мог, а она в гипнотическом сне тявкала и утверждала, что попала в руки шпиона. Я совершенно запутался, — простодушно признался Суслик, опять же по своей безразмерной глупости решивший, что шпионские его дела идут прекрасно.

У Сынка уже не было сил ругаться. Он встал с кастрюли, пересел на табурет, уныло сказал:

— Ведь по инструкции и старушку, и пенсионеришку, да и тебя надо бы убрать. Но это опасно.

— Никого не надо убирать! — взмолился Суслик. — Старушка совершенно безобидна, видимо, насмотрелась фильмов о шпионах. Пенсионер — обыкновенный контролёр на всех видах городского транспорта, кроме такси, конечно. А я обязуюсь быть образцовым агентом.

— Ничего другого тебе и не остается, — пробурчал Сынок, — принеси мне ножницы, а я взгляну на собачку, чтоб она там сдохла.

Когда Суслик вернулся с ножницами, Эммочка лежала на полу вверх лапками, но один глаз у неё был открыт. Сынок достал из кармана белый, с фашистскими свастичками галстук, мелко-мелко-мелко изрезал его, приказал:

— Выбрось в мусоропровод! — Затем он снял брюки, морщась от боли. — Туда же!

Выполнив приказания, Суслик спросил:

— Мне идти в магазин за брюками? Но у меня дома ни копейки, честное слово…

— Где у тебя телефон? — И Сынок вслед за хозяином прошёл в одну из многочисленных комнат, вызвал «скорую помощь», разговаривая высокомерно, даже несколько грубовато, представился сыном известного ученого Мотылёчка, просил прислать санитаров с носилками… — Вот так! — удовлетворенно произнес он, положив трубку. — Сегодня или завтра я буду у тебя. И постарайся больше не делать, глупостей. Возобнови прием пациенток. Будь похожим на нормального человека. Учти: если ты будешь вести себя исправно, с заданием мы справимся быстро. Уразумел?

Со «скорой помощью» всё произошло именно так, как рассчитал Сынок. Приехавшие врачи и медсестры обработали ему ноги, сделали уколы, санитары вынесли его на носилках и на носилках же подняли в квартиру.

Зато не повезло Григорию Григорьевичу. Выбежав от собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт, он не направился сразу в милицию, а решил сам проследить, куда пойдет опасный преступник. Душа ветерана милицейской службы жаждала настоящей оперативнойработы! И вот вам… Конечно, не всё потеряно: он сообщит, что обнаружил преступника, сообщит о подозрительном образе жизни собачьего специалиста, но он мечтал явиться в милицию с более точными сведениями!

Когда же Сынка несли в машину «скорой помощи», Эммочка из квартиры, выпрыгнула и осталась сидеть на асфальте никем не замеченной. Она безучастно смотрела по сторонам и, увидев выходящего из-за угла Григория Григорьевича, радостно бросилась к нему:

— Эммочка! — изумился он и взял её на руки. — Почему ты здесь одна?

«Не могу объяснить тебе, — взглядом ответила она. — Ведь ты всё равно не поймешь моего тявканья. Пойми хотя бы одно: я так рада тебе! Ах, как рада! И не бросай меня, хотя у тебя наверняка есть другая! А техдвоих я боюсь, я не хочу возвращаться туда!»