Сергей Иванов - Близнецы и Сгоревший Замок

— Ловкие вы у меня… детишки! — сказал дед как бы с неодобрением.

Но в трубке уже гудели низкие и редкие, как у всех мобильных, гудки. Так продолжалось долго, чуть ли не десять или даже одиннадцать гудков. Наконец Олава Джонович услышал, что на том конце несуществующего провода заговорили:

— Какого хрена?! — Голос у Голубчика был заспанный и похмельный.

— Нас может кто-нибудь слышать?

— Да какого хрена?.. Это кто там?!

— Вчера вечером у вас была не Лида Берестова. Так что вы не очень тут стройте из себя… мощного вепря!

За столько лет в России дед Олава, само собой, в совершенстве изучил русский язык. А все же в некоторых случаях он вдруг начинал говорить что-то не совсем то… Вот как сейчас — приплел какого-то вепря.

Однако на Голубчика это неожиданное слово как раз подействовало. Может, решил, что это особый, неведомый ему, блатной жаргон. И бандит вдруг заткнулся, как мелкий ворюжка, которого прищучили на рынке и обещают крепко побить.

— Теперь знайте: все бумаги… из каминного ящика у нас!

Ответом было долгое молчание, во время которого Голубчик, наверное, бежал в ту комнату, отпирал двери… И потом раздался рев.

— Ты знаешь, что я с тобой сделаю, урод?!

— А ты знаешь, что произойдет с тобой, если это попадет… к твоим знакомым?

Олава Джонович, конечно, не прочитал все бумажки внимательно. Однако он и так мог понять, что это в основном то, что теперь называется модным словом «досье»… Понимаете, что это значит? Это когда один человек собирает на другого разные сплетни или документы, похожие на сплетни. Я уверен, что вы, к сожалению, меня очень хорошо понимаете, потому что разговорами про эти «досье», про эти «компроматы» наполнены чуть ли не все телепередачи, за исключением, может быть, только футбола!

У Голубчика были как раз такого рода «материалы». Причем он собирал их на местных, как говорится, «авторитетов», с которыми старый Олава, естественно, не был знаком. Но когда живешь в городе, не особенно большом, то невольно узнаешь, кто глава администрации, кто самый богатый человек, а кто… авторитеты! Какое-то имя ему попалось знакомое, а про остальных Олава догадался — просто по их прозвищам, кликухам, которые упоминались в бумагах: Козырь, Немец, Соколята, Глаз. Обычных людей так не назовут.

Олава Джонович, конечно, не мог этого знать наверняка, просто сказал — и все. Но, оказалось, попал!

Он понял это по тому, как замолчал вдруг Голубчик.

— Ну, так что будем делать? — спросил Олава.

— А тебе чего надо? — И Голубчик выругался.

— Не мне надо, а тебе! Давай встретимся, я отдам твои… бумаги и кое-что скажу.

— Где? — сейчас же выкрикнул Голубчик.

— У цирка… Спокойно! Просто я цирковой артист.

— Да я-то не цирковой и не артист! — глумливо хохотнул Голубчик. — Мне в твоем цирке делать нечего!

— Приедешь. Как миленький! Причем один.

— А ты с кодлой, да?

— Мне, — сказал Олава, — уже шестьдесят два года. И я буду только с женой… Так что не трусь!

При этом Голубчик не мог видеть, конечно, какие у этого шестидесятилетнего «дедушки» плечи и сколько раз он может поднять двухпудовую гирю, одновременно приседая.

— Ладно, и ты не бэкай, — сказал Голубчик, — буду один.

— Тогда через три часа, то есть в половине пятого утра.

— Ты что, охренел — в такую рань?

— А иначе я не смогу. Утром уезжаю из города.

— Ладно, пошел ты… Приеду!

— Но будет он не один, — папа-Сева покачал головой, — и ты это прекрасно знаешь… Возьми с собой меня!

— Никого из вас мы не возьмем! — вдруг жестко сказала бабка. — Сами управимся. А вам еще жить да жить… — Потом она посмотрела на мужа своего: — А ты не хочешь позвонить Иван Петровичу?

Если кто-то забыл, Иваном Петровичем звали знаменитого фокусника Янцзы. И дед, услышав этот совет, утвердительно кивнул:

— А почему, как ты думаешь, я назначил на четыре тридцать?.. — Он усмехнулся, как усмехаются мальчишки, когда им удается выгодно и удачно похвалиться.

Потом дед Олава строгим голосом узнал у ребят, как пользоваться сотовым телефоном, и ушел в свою комнату. А близнецам наказал, чтоб они немедленно ложились!

Те не смели ослушаться.

Но Ольга думала, что это неправильный приказ, — конечно же, она не уснет: разве уснешь тут! Вошла в свою комнату, решила прилечь, а чем еще заняться в час ночи? Стала все вспоминать, потом как бы снова оказалась в комнате с камином, снова нажала ту кнопку под картиной. И на этот раз вдруг завыла сирена. Да так жутко завыла, что и представить себе невозможно.