Олег Верещагин - Мы живём на границе

— Хочешь научиться летать за три секунды? — спросил Сергей. А Глеб подумал, что закурит, как только вернутся домой и он залезет в нычку. Ну их всех на фик.

Любка разговаривала с матерью Мирослава, стоя возле крыльца. Ага — Светлана Костовна улыбнулась, показала на дом… Любка благодарит… Глеб лег на спину, хотя металл обжег лопатки, и стал смотреть в небо.

Ну их всех на фик. На фик.

— Мальчишки! Квасу хотите?

— Не, не хотим! — ответил воплем на вопль Мирослав. — Мы не хотим, а Сергей хочет, подымайся!

Любка, держа на плече здоровенный запотевший кувшин из дымчатого отекла, подняла загорелое лицо и презрительно сдула со лба прядь волос, обведя медленным взглядом четыре веселых физиономии и пять пар рыжих от ржавчины пяток. Хмыкнула и "без рук" взлетела по приставной лестнице.

— О, — сказал Мирослав.

— У, — сказал Петька.

— Эх… — вздохнул Володька.

— Сергей, хотите квасу? — поинтересовалась Любка.

— А? — хлопнул глазами Сергей, обводя взглядом товарищей, отвернувшихся во все стороны. — А, да, спасибо… конечно… Но и остальные тоже?

— Куда же их девать, — пожала плечами Любка, глядя, как Сергей пьет и передает кувшин Мирославу (Глеб сделал вид, что задремал). — Пойдете сегодня на дискотеку в парк?

— Пойдем! — оживился Мирослав, сунув кувшин Володьке (квас плеснул ему на коленки, и он удовлетворенно заурчал). Любка наградила его испепеляющим взглядом:

— Тебя кто звал?

— Ну, ты же сказала «пойдете», — «растерялся» Мирослав. — Ой, это ты так Бокса — во "множественном монархическом?! [38]Прости, не догадался! Простите, Ваше Высочество! — серб гулко ткнулся лбом в железо. — Ручькю разрешите поцеловать? — он начал ловить ладонь Сергея.

— Заткнись ради Христа, ~ попросил Глеб, не открывая глаз.

— Придурки, — вздохнула Любка, отобрала у Петьки кувшин и спорхнула вниз крикнув: — Сергей, в восемь у входа в парк!

— Обязательно! — гаркнул Мирослав, опасно наклоняясь вниз. — Ой! — в лоб ему угодила галька, брошенная Любкой.

— Хватит дурковать, — Глеб сел. — Дочищаем и пошли мыться. Нам что, весь день на крыше куковать?

— Ку-ку, — согласился Серб, подхватывая щетку…

…В армии Югославии отец Мирослава, Драгутин, был инженером — и тут работал в станичном акционерно-кооперативном обществе инженером, а главное — дома устроил множество мелких приспособлений, облегчавших жизнь. Если честно, Глеб побаивался Драгутина Микича. Он был высокий, худой, словно опаленный огнем, молчаливый и суровый. Потерять дом, страну, двух детей, Знать, что жена больше никогда не сможет родить — это вам не шутки… Как-то Серб во время откровенного ночного разговора сказал, что мать пытали хорваты. Она осталась жива, ее даже спасли — но рожать детей Светлана Костовна Микич больше не могла. "Понимаешь, — шептал Серб тогда, — у них было трое. А остался я — один…" Глеб понимал, но Драгутин его все равно пугал даже сейчас, когда Глеб вырос. А вот душ был отличный. Воду в неё не надо было таскать ведрами или даже тянуть шланг от колонки — стоял ручной насос, система труб; поработал минут пять, и бак полный. Мальчишки потратили весь бак, накачали новый, и Мирослав, пробравшись к выходу, открыл вентиль на всю, после чего из душевой послышались вопли и угрозы…

…— Ты на дискотеку пойдешь? — спросил Глеба Сергей. Они пообедали и поджидали остальных на веранде летнего кафе, поедая мороженое. Глеб помотал головой: — Глебыч, брось. Я не виноват, что ей нравлюсь. Мне она — нет, девчонка и девчонка…

— Ну и дурак, — Глеб с досады вылизал чашечку под изумленным взглядом официантки. — Не пойду я на дискотеку, не хочу… — и, чтобы не обижать Сергея, сказал: — Правда — не хочу. Я в школу пойду, наш трудовик с ребятами планер заканчивают, а я не был ни разу… почти.

— Ну ладно… — Сергей пожал плечами. Он не увидел ничего странного в желании Глеба отправиться в школу в конце июня — там круглый год работали с дюжину кружков и секций, там же располагался штаб Отдельной Учебной Сотни, где постоянно кто-то отирался по делу и без дела. Функционировал молодежный театр, ансамбль казачьей песни и пляски, и вообще школа соперничала с Домом Культуры, располагавшимся в парке. Сергей это знал.

— Ну а на пруды ты пойдешь? Вон Серб и остальные идут.

— На пруды пойду, — кивнул Глеб. И, помедлив, осторожно спросил: — Бокс… ты не помнишь, что тебе снится?

— Нет, — Сергей покачал головой. — Я, наверное, ору во сне?

Глеб промолчал.

Планер еще не заканчивали, конечно. Расставив прямые крылья, он лежал посреди школьного двора, и возле него деловито суетился Анатолий Палыч, школьный трудовик, в окружении ватаги добровольных помощников. Вся школа знала, что «Опалыч» мечтал стать летчиком, но не стал по причине чего-то там со здоровьем. Во времена СССР он вел занятия в планерном клубе где-то в Ставрополе, и вот уже год возрождал планерный спорт в станице. Он признавался открыто, что «содрал» чертежи планера с германских «хортен-4» "летающих крыльев", выпускавшихся еще до Второй Мировой. Предполагалось, что, если планер полетит нормально, то будут созданы еще полдесятка, и планерный клуб оформится официально. Желающих помочь (с эгоистичной перспективой потом "полетать") хватало — вот и сейчас при свете прожектора, уже начинало слегка темнеть, на площадке были заняты делом два десятка человек. Глеб почувствовал себя глупо: он не был тут не «почти» ни разу, а просто — ни разу, да и планерный спорт его не увлекал. По этому он просто присел на какой-то ящик возле спуска в котельную и стал наблюдать. До площадки долетала музыка из парка, с танцплощадки — что-то развеселое и нераспознаваемое.