Олег Верещагин - Мы живём на границе

— И что теперь? — без какого-либо акцента, но явно с нерусским оттенком в речи спросил тот, что с РПК. — Как нам теперь быть? А?

Он помолчал, что-то оказал своему товарищу, а сам чуть сместился в сторону. Второй, повесив автомат на бедро, подошел к Вовке, взял его за руку и рванул на себя — молча. Вовка так же молча уперся, побелев и широко распахнув глаза. А в следующую секунду Глеб услышал «покпокпок» и увидел, как пулеметчик схватился за лицо, по которому ползло красное. Глеб, не раздумывая, прыгнул на второго, не пытаясь вырвать Вовку, повис на автомате и уже не видел, как пулеметчик снова схватился за свое оружие — вслепую, все лицо у него было залито алым — но двое штатовцев и Серб сшибли его, подскочили еще несколько человек, началась возня… На помощь Глебу подскочили другие ребята. Все это почему-то происходило молча, только кто-то вскрикнул. А через минуту мальчишки расступились. Серб держал пулемет, Вовка — автомат, тут же лежали сорванные ремни снаряжения. Все тяжело дышали. Костька Бряндин растерянно улыбался и зажимал плечо — левое, по пальцам текла кровь. Бандит о красным лицом стонал, запрокинув бороду — и Глеб вдруг понял, что лицо у него красное не только от краски. Рони стоял чуть в стороне, сжимая «ангел» и открыв рот.

— Сэйв Год, ай маст хэв гот инту юо айз, [33]— выдохнул он, роняя автомат.

— О май Год… [34]

— Да, похоже глаза у него ку-ку, — хладнокровно сказал Серб. Глеб подошел к Костьке — у того было глубоко рассечено плечо, он зашипел, когда Глеб начал осматривать рану, бросив ребятам:

— Перевяжите… этого. Чем он тебя, Костян?

— Яне знаю… ой-а, больно!

— Да вот этим, — кто-то из мальчишек поднял длинный нож с роговой рукоятью. — Он тебя хотел в бок, Глебыч, только Костян подставился…

— Вот из вис мен? [35]— спросил кто-то из штатовцев. — Э бэндитс? [36]

— Чеченцы, — сказал Глеб, разрывая поданный кем-то пакет первой помощи. — Ребята, посмотрите, что у них там…

…Там оказался арсенал, снаряжение, шприцы в упаковках — "синтетическая храбрость". Глеб без колебаний приказал разобрать оружие и приготовиться; Серб и еще шесть человек отправились к месту посадки вертолета, тоже с оружием. Штатовцы выглядели слегка обалделыми, но подчинялись быстро и слаженно. Глеб отметил, что они умеют обращаться с "калашниковыми".

— Будем надеяться, что их всего было двое, — сказал он, когда ребята заняли круговую оборону.

Штатовцы уезжали тем же вечером — за ними снова пригнали автобусы, чтобы отвести, в гостиницу в центре, откуда начнется "обширная культурная программа". За три часа до этого лагерь покинули работники сразу нескольких правительственных ведомств, развивавших бурную деятельность в основном в направлении "а вы, ребята, ни одного пистолета (шприца, гранатомета, автомата) себе не оставили — признайтесь по хорошему, вам ничего не будет!"

Они всем надоели до смерти, если честно.

Особого какого-то прощания не было. Никто не менялся адресами (во всяком случае, Глеб этого не видел?), не хлопал друг друга по плечам. Руководители вообще попрощались кивками. Но Ронни все-таки подошёл к Глебу.

— Гуд лак, [37]— сказал он, пожимая Глебу руку. — Счастливо, русский… чтоби нам никогда не встречьаться.

— Чтобы нам никогда не встречаться, — согласился Глеб. И, глядя в спину штатовцу, бегущего к автобусу, подумал: все могло бы быть очень и очень плохо, если бы Ронни не стал стрелять. А еще о том, что так, как попрощались они, прощаются смелые, уважающие друг друга и честные… ВРАГИ. И о том, что это грустно.

В таком расстройстве чувств, Глеб нашел Лукаша и выпросил у него мобильник, с которого позвонил домой.

— Ма-а?.. Да, я… Да, все в порядке… Погоди, мам, я что звоню. Я попросить хочу. Тут один мальчишка, ты, может, о нем слышала… Да, Сергей. Ма, можно он будет жить у нас?

Под утро стало прохладненько и, как Глеб ни вертелся, сон ушёл безвозвратно. В комнате спать было душно, а на сеновале — эта вечная проблема: прохладно. Была, впрочем, еще одна причина, по которой Глеб предпочитал ночевать именно тут. Можно было подальше отодвинуться от Сергея.

То ли в лагере он внимания на это не обращал, то ли там Сергей так себя не вел, но спать в одной комнате с ним было тяжело. Он вскрикивал, стонал, что-то неразборчиво бормотал и даже плакал. С одной стороны его было жалко — очень. А о другой — попробуйте так поспать да — склянетесь!