Оке Хольмберг - Тюре Свентон, частный детектив

— Не может ли тетушка одолжить мне пятьсот динаров? — начал он безо всяких вступлений. — Речь идет о летающем Вессле… то есть, что я говорю… о ковре.

От волнения у него перехватило дыхание.

— Мне совершенно необходим ковер, потому что из щелей в полу ужасно дует.

Услышав, почему Свентону понадобился ковер, тетушка Хильда не смогла ему отказать. Она пообещала немедленно отправиться в филиал Восточного банка и поменять шведские кроны на динары.

«Потом я все ей объясню, — подумал Тюре. Когда я поймаю Весслу и она увидит огромные заголовки в газетах, тогда она поймет меня».

Тем временем фрекен Янссон и господин Омар принялись за булочки со сливками.

— Впервые в жизни имею честь отведать булотьку, — сказал арабский незнакомец и поклонился.

— О! — воскликнула фрекен Янссон. («Неужели он тоже шепелявит? — подумала она. — До чего обидно. Такой симпатичный! В нем есть что-то романтическое».)

Тут вошел Свентон и тоже уселся за стол.

— Я только что звонил в Седерхамн, — сказал он. — Дал указания филиалу Восточного банка выслать мне пятьсот динаров. Думаю, уже завтра мы получим эти деньги. Вас это устроит?

Господин Омар поклонился так низко, что небольшое количество сливок повисло у него на правом ухе.

— Ковер перешел к новому хозяину, — ответил он, не меняя выражения лица.

— Прекрасно! — сказал Свентон и взял с блюда последнюю булочку.

— Господин Омар как раз рассказывал мне, что у него на родине не едят булочек со сливками.

— Не едят? — удивился Свентон. — А что же вы тогда едите?

— Иногда мы едим чепчоуку.

— Что-что, простите? — переспросил Свентон. — Вы не могли бы повторить?

— Охотно, — ответил араб с легким поклоном. — Мы едим чепчоуку.

— Ах вот как, — пробормотал Свентон.

— Ой, какое вкусное название! — воскликнула фрекен Янссон. — Чей…?

— Чепчоука. Приятное на вкус и легкое блюдо из овощей, которое особенно приятно поедать жарким днем, когда дует суховей, а он дует почти всегда.

— А как вы вообще проводите свободное время там у себя в пустыне? — спросил Свентон.

— Иногда мы ездим верхом.

— На лошади? — спросила фрекен Янссон.

— Нет, на верблюде, — с поклоном ответил господин Омар. — И еще мы очень часто пьем кофе.

Свентон ярко представил себе бескрайнее, залитое солнцем песчаное море. Вдали виднелся оазис с зелеными пальмами, караван верблюдов медленно и серьезно вышагивал по песку. Он услышал, как бьют колокола на башнях минаретов незнакомым дребезжащим звуком. В шатре сидел человек с очень восточном внешностью, ел чепчоуку и пил кофе, а горячий свет солнца заливал всю эту картинку, словно расплавленное золото.

«Надо будет слетать навестить их там как-нибудь при случае», — подумал Свентон.

— Ну а булотьки? — сказал он вслух. — Значит, у вас в пустыне нет ничего столь же прекрасного, как булотька со сливками и миндальным кремом?

Незнакомец загадочно улыбнулся. Его глаза казались еще более непостижимыми, чем обычно.

— Булотек у нас нет, — сказал он и поклонился.

«Как жаль, что он тоже шепелявит!» — подумала фрекен Янссон.

— Я так и думал, — ответил Тюре Свентон и вытер сливки с кончика носа.

А в Брусничногорске между тем стояло такое солнечное лето, какого и старожилы не припомнят. Даже пожилые сестры Фредрикссон не могли вспомнить второго такого лета. Каждый день погода стояла такая замечательная, что газоны порыжели, цветы начали засыхать на корню, а пыль лежала на улицах толстым слоем.

В «Уголке Фредрика» приходилось все время поливать пионы, гладиолусы, розы и резеду. Обычно Лизабет, Бьёрн, Ян и Кристина охотно помогали в этом деле. У каждого из них была своя маленькая лейка, из которой так чудесно было поливать цветы. У Лизабет была белая лейка, у Бьёрна — красная, у Яна — зеленая, а у Кристины желтая. Теперь все четыре лейки стояли рядком в сарайчике, и никто не брал их оттуда по вечерам, чтобы полить цветы.

Кристине, Яну, Лизабет и Бьёрну нельзя было выходить за калитку, им нельзя было даже находиться в саду. И мало того что они должны были сидеть целый день в доме, им приходилось еще и лежать в кроватях. Лежать в кровати, когда болеешь, очень тяжело, но лежать в кровати, когда не болеешь, в тысячу раз тяжелее. Все тело ноет, по ногам пробегают мурашки, и кажется, что если тебе сейчас не разрешат встать с постели, то ты действительно неизлечимо заболеешь.