Роман Грачёв: Томка. Тополиная, 13

Лифт остановился на шестом этаже. Костя не слышал, что происходит во дворе, потому что уже несколько минут гонял кабину вверх-вниз. Никаких звуков из внешнего мира до его ушей, понятное дело, не долетало, до него доходили только всхлипы его жертвы. Кроме того, он уже чувствовал и запах ее страха – он поразительно напоминал запах мочи.

Проклятый психолог! Только за этот запах он готов был прикончить ее прямо сейчас, не отвлекаясь на шекспировские монологи! Ведь он не сможет сделать с ней то, что собирался! Ни о какой любви в такой ситуации речь уже не шла.

– Тварь!!! – чуть не плакал Константин Самохвалов, толкая женщину в стену кабины.

Вспышка ярости продолжалась несколько секунд. Он ударил ее о стену четыре раза и отпустил, она сползла по стенке на пол. Тушь с ресниц растеклась по щекам, Наталья Николаевна стала похожа на грустного Пьеро. Кроме разводов, лицо украшали свежие ссадины и красные пятна, которые скоро превратятся в синяки. Пальто было расстегнуто, из разорванной блузки выглядывала поруганная грудь (а лифчик она, оказывается, не носит, ха-ха!).

– Отпусти меня, идиот, – выдавила Наталья Николаевна, вытирая слезы и сопли. – Тебя пожалеют как тяжелобольного и много не дадут. Решат, что ты в состоянии аффекта… я что-нибудь придумаю, дам какую-нибудь справку…

Он не успел ответить. Лифт вздрогнул и куда-то поехал.

– А, черт!!!

Он нажал кнопку «Стоп». Лифт на мгновение подчинился, затем снова тронулся. – Да мать вашу!

Он повторил операцию и для надежности всунул между створок связку ключей от своей квартиры. Больше на лифт никто не посягал.

– От меня тебе что нужно? – спросила Наталья Николаевна. Она больше не смотрела на него взглядом побитой собаки. Она воспрянула духом, потому что увидела в глазах террориста осознание поражения.

– Мэнсона нет, принцесса, – сказал Картамышев, вставляя в нишу магнитолы панель. Попытка удалась с третьего раза. Дима очень нервничал и сам не мог понять почему. – «Раммштайн» сгодится?

– Это что?

– А вот послушай.

Он нажал несколько кнопок, завел двигатель, и одновременно из динамиков ухнула «Ich Will».

– А, это, – сказала оживившаяся Томка. – Да, я слышала, у папы тоже такая есть.

– Нравится?

– Да, клево. Сделай погромче. Дима прибавил звук, и они поехали.

Половину дороги Томка, сидевшая позади Картамышева в детском кресле (у Димы, отца двоих детей, всегда имелся при себе арсенал соответствующих средств), молчала. Несмотря на общительность, доченька иногда впадала в ступор в присутствии посторонних, если папы не было рядом. С Димой она общалась часто в моем офисе, но в тот вечер, видимо, на ее настроение повлияло происходящее во дворе дома номер тринадцать на Тополиной улице.

Она прослушала три песни «Раммштайна», затем приподнялась и положила руку на плечо водителю.

– Дядя Дима…

Он убавил звук, обернулся вполоборота.

– А с папой все будет хорошо?

Картамышев, рассказавший мне позже эту историю, едва справился с комом в горле. Любящие отцы всегда поймут друг друга, и за то, что дальше сделал Димка, я буду век ему благодарен.

Он сбросил скорость, аккуратно припарковался на обочине. До дома бабы Сони оставалось еще добрых пять километров.

– Малыш…

Он не сразу смог продолжить. На него с заднего сиденья глядели две бусинки глаз испуганного маленького человечка. Собственные дети Картамышева были старше Томки на пять и семь лет, но он еще не забыл этот замечательный детский возраст, когда все надежды и чаяния связаны только с одним-двумя человеками – родителями… будь они неладны.

Дима взял ее за ладошку, погладил.

– Твой папа – супергерой. Ты знаешь об этом? – Да.

– Как Человек-паук.

– Нее, – хмыкнула Томка, – папа летать не умеет и паутиной плеваться.

– Это так, но супергерой – не тот, кто плюется паутиной или летает на бэтмобиле. Он просто сильный и добрый. И никому не даст в обиду ни себя, ни тебя. Он сейчас там всех аккуратно победит, поставит в угол и вернется к тебе.

– Надерет всем задницу типа?

– Типа, типа. А ты пока посидишь у бабушки. Поехали.

Остаток пути они проехали молча, а Дима, по его собственным словам, все время посылал мне мысленный сигнал: «Попробуй только вляпаться!»

– Он растерян, – сказала Таня. Она все же позволила себе немного потереть левый висок, но сделала это украдкой от посторонних. Видел только я. – Не скажу точно, но он наверняка дезориентирован, и его можно было бы брать. Если бы не…