Роман Грачёв - Томка. Тополиная, 13

Через минуту он повторил попытку, и на этот раз получилось гораздо лучше. Он выпрямился, потянул руки в стороны. Приподнял одну ногу, согнув ее в колене, потом вторую. Внутри что-то негромко хрустнуло, но суставы в целом работали нормально. Все до сих пор функционирует – это главное! По крайней мере, на один вечер его хватит.

Он проковылял в спальню, слегка припадая на правую ногу и держась рукой за поясницу, по ходу отмечая, что скорость передвижения тоже вполне приемлемая для решения каких-то несложных задач. Например, вот этой.

Он припал одним коленом к кровати, слегка приподнял матрас, засунул под него руку по локоть. О, как давно он не прикасался к этой штуке. Она все такая же холодная, хотя, бывает, и согревает сердце, особенно в мрачные дни. Когда-то они с ней вместе зажигали – ох, как зажигали…

Он вытащил сверток из толстого бесцветного платка, развернул. На ладонь лег старый добрый «Макаров» 1949 года, один из самых первых экземпляров, собранный в Ижевске еще до того, как модель в массовом порядке поступила на вооружение Советской Армии и органов внутренних дел. Подарок от командования за успехи в этом самом… в общем, черт с ними, с успехами, но пушка толковая и до сих пор способная поражать живую силу противника. И полная обойма внутри!

Ковырзин проверил предохранитель, сунул пистолет в карман халата, выпрямился. Почему-то представилась картина, будто он надевает пиджак (а еще лучше – военный китель!) со всеми своими государственными наградами, причесывается, натягивает фуражку… и пускает пулю в лоб.

Он рассмеялся. Если бы его кто-нибудь слышал, наверняка бы испугался, потому что вместо смеха получился скрип старого кресла-качалки. Хорошо, что его никто не слышит.

Ковырзин снова переместился в кухню – теперь уже на своих двоих и гораздо увереннее, чем пять минут назад. Подошел к окну и посмотрел в подзорную трубу.

Я безответственный папаша. Я вообще полный засранец, и Марина была права, когда сказала, что с моей профессией мне нельзя иметь ни детей, ни семью, ни даже просто женщину, которая может ко мне привязаться. Кстати, то же самое мне говорила и Олеся: «Смени профессию». Эти слова больно жгли мою душу, потому что произнесены они были аккурат после того, как нас с Томкой в подъезде собственного дома отмутузили неизвестные отморозки. Я должен стать Человеком-Пауком или Бэтменом, я обязан носить маску, чтобы никто не видел моего лица и, как следствие, не смог угрожать моим близким.

Вместо этого я постоянно оказываюсь в самой гуще событий и, более того, держу при себе мою дорогую и любимую доченьку.

– Прикольно, – сказала Томка. – Что?

– Вон в том окошке, вон там, на втором этаже, видишь?

– Тут полно окошек на втором этаже. Где именно?

– Да вон же, балин, смотри, куда я показываю! Видишь, вон тетенька толстая в лифчике!

Я проследил за ее рукой. В квартире второго подъезда женщина суетилась возле окна. Действительно, в одном лифчике. Ее совсем не занимало отсутствие занавесок.

– И вовсе она не толстая. Очень даже ничего…

– Нет, тогда не смотри туда! У тебя Олеся Петровна есть! На меня смотри!

Но я и на Томку не стал смотреть. Я перевел взгляд на автомобиль, въезжавший во двор с левой стороны. Маленькая красная иномарка. Она настолько ярко выглядела в этом вечернем пейзаже, что я не мог ее не отметить.

Как выяснилось, отметил машину не только я.

– Что за тачка? – спросила Таня. Владимир Петрович покачал головой.

– Это местная или чужая?

– Танюш, – вздохнул пенсионер, – ты слишком хорошо о нас думаешь. Мы здесь ни черта не знаем друг о друге. Я могу похвастаться только тремя-четырьмя знакомыми соседями, да и те уже не все в наличии. Откуда мне знать, чья это тачка! И не все ли равно?

Тем временем из красной машинки вышла элегантная дама в темном коротком пальто, в шляпке и с черной сумочкой на руке. Она захлопнула дверцу, изящным движением включила сигнализацию и направилась к двери второго подъезда.

Голос подала Татьяна:

– Кажется, пора.

– В каком смысле?

– Готовьтесь. Хотя… подождите…

Элегантная дама не успела войти в подъезд. Дверь открылась, на крыльцо вышел мужчина в черной куртке, надетой на белую рубашку. Тот самый бородатый ужас…

– О, пап, смотри, черная рука! – Томка аж подпрыгнула. Таня с мольбой посмотрела на меня.

– Антон… нужен кто-то из крепких мужчин. Кому-то нужно быть там! Ты один…

Мы переглянулись. Владимир Петрович на всякий случай присосался к фляжке. Томка продолжала восхищенно смотреть, как Черная Рука и Элегантная Дама входят в подъезд. Не во второй. В первый.