Валерий Гусев - Картина с кляксой

– Ты чего здесь? – спросил я, переведя дыхание.

Он пожал плечами, как задумчивый Саид:

– Стреляли… А ты чего?

Я тоже небрежно пожимаю плечами и киваю в сторону мотоцикла:

– Да вот, Фуфыря задержал.

Я думал, Алешка позавидует, а он обрадовался. Даже загордился, что у него такой отважный старший брат. И я рассказал ему все в подробностях.

– Молодец!

Но это еще не все. И я так же небрежно бросаю:

– Вычислил, где скрывается рецидивист Виталик.

– Мухолов? – Алешка расплывается в улыбке. – Давно не виделись. Полчаса, наверное.

Я расстроился немного. Я не сомневался, что Алешка говорит правду. Он врет только ради истины и справедливости.

– Дим, нам нужно заманить его в ловушку. Она у меня почти готова. – Он деловито огляделся по сторонам. – А где дядя Стяпанов?

– В музее. Пошел звонить – у него мобильный сел. – Мобильники всегда садятся в самое неподходящее время. Но не в этот раз!

Алешка стал нашептывать мне в ухо. А потом сказал:

– Вот так пусть и напишет.

Напишет… Огрызок карандаша в Алешкиных карманах нашелся – там вообще можно найти все, что угодно. Кроме клочка бумаги.

Алешка, недолго думая, сорвал со столба какое-то старое объявление, перевернул листок чистой стороной.

– Вот теперь, Дим, они у меня попляшут. Как козлы на веревочке. – Ни разу не видел, как пляшут козлы на веревочке. – Иди! А я на всякий случай участкового приторможу.

Я подошел к Фуфырю и тихо сказал:

– Напиши маляву Витальке. Я передам.

– А чего писать-то? – Какие же они тупые! Хапнуть и убежать ума хватает. Но не больше. И я продиктовал:

– «Меня взяли копы. Шухер в музее остыл. Картины исчезли. Пацана, что тебя сдал, я вычислил. Завтра утром будет в сторожке на бывшей пристани. Он знает, где картины».

Я взял у него записку, прочитал. Все правильно, кроме грамматики. Ну и почерк еще тот…

– С меня фуфырь, – с благодарностью в голосе произнес… Фуфырь.

Почти тут же из музея вышли Алешка и Стяпанов.

Участковый, увидев меня, напомнил про домашний арест. И стал дожидаться полицейскую машину. Алешка вприпрыжку, беззаботно поскакал домой. А я остался решать непростую задачу: как же мне передать записку Виталику? Из рук в руки, минуя графского дворянина. Ведь Виталик-то знал меня…

На мое счастье, устало возвращался от своих березовых этюдов молодой художник Истомин. И я все ему рассказал. Ну… почти все. Он взял записку и с сомнением спросил:

– От Шерлока Холмса не попадет?

– Вам не попадет, – уверил я. – И вы же не хотите, чтобы его дети подверглись опасности.

Мы вместе дошли до Лесной, я притормозил, а Истомин направился к терему дачника. И скоро вернулся. И вот что рассказал.

– Все путем, Дим. Дачник сначала уперся, мол, никого у меня в доме, кроме меня самого, нет, а потом не устоял. Позвал вашего Виталика. Мне показалось, что он еще не научился читать. Или уже разучился. Он, Дим, долго шевелил губами, а потом сказал: «Что за хрень?», и прочитал вслух: «Продается коза. Четырехлетка. Комолая. Ведерница. Звать Лизка». Хорошо я догадался посоветовать ему перевернуть листок – я было и сам чуть не подумал, что это шифровка.

– Он еще что-нибудь сказал?

– Сказал. Скомкал записку и сказал: «Ну они у меня попляшут!»

Как козлы на веревочке.

– Я вам помог? – спросил Истомин.

– А то! Спасибо.

– Картины-то не нашлись?

– Нашлись. Только я не знаю, где они.

Истомин вытаращил свои глаза, вздохнул и, вскинув на плечо этюдник, пошел по своим делам.

А я – по своим, под домашний арест. И по дороге знаете о чем думал? Я думал о том, что стоит хоть чуть-чуть изменить своей совести, то уже с кривой дорожки не свернешь. Вот этот дворянский дачник – сначала покупал то, что другие украли, а теперь скрывает в своем доме преступника. На такого человека надеяться нельзя.

А дома – сюрприз!

– Дим, – виновато понурился Алешка. Я его никогда за все десять лет общения таким не видел, – я натворил…

Я молчал, ждал в страхе – в чем он сейчас признается? И не знаю, кому было трудней.

– Я папин бинокль потерял.

Неслабо! Я не думаю, что Алешке от папы здорово бы досталось. Я думаю о том, каково будет папе и каково сейчас Алешке.

– Где? – теплилась надежда разыскать.

– На заборе. У тети Зины.

– Пошли поищем.

– Уже искал. Сто раз.

Мало того, что сам бинокль классный, так он еще и подарок папе от благодарных немецких полицейских. Хотя мне больше было жалко Алешку, чем бинокль.

Мы все-таки пошли к его наблюдательному пункту. Это был забор тети Зины, но не с горшками и шляпами, а задний, который огораживал ее садик от заброшенного поля. Отсюда, оказывается, Алешка вел наблюдение за боярским теремом.