Шарль Эксбрайя: Не сердитесь, Имоджин

Когда она покончила со стряпней, уже близилась полночь, но все равно, прежде чем ложиться спать, Имоджин еще выкурила сигарету, наслаждаясь пластинкой с записью волынщиков Шотландской гвардии. И, проходя мимо отцовской фотографии, она, подмигнув ему, прошептала:

— Ну что, папочка, видели, как я сегодня отделала этих англичан?

Казалось бы, после столь богатого событиями дня у Имоджин Мак-Картри были все основания проснуться в несколько угнетенном состоянии, если бы, к счастью, не наступило 24 июня. А найдется ли на свете хоть один шотландец, который бы отказался верить в свою счастливую звезду, когда на календаре 24 июня? Так что мисс Мак-Картри поднялась с постели в столь же бодром и жизнерадостном настроении, как и в любой другой день года. Более того, в то утро к этому еще прибавилась твердая уверенность в правоте своего дела и в неотвратимости окончательного посрамления Энерина Арчтафта и Джона Масберри. Напившись чаю, она, изменив многолетней привычке, отрезала себе солидный ломоть хаггиса, который, правда, поначалу чуть было ее не задушил, из-за чего пришлось прибегнуть к глоточку виски. Это никак не отразилось на трезвости мыслей, зато преисполнило ее задора и жажды битвы. Выйдя на улицу, мисс Мак-Картри так горделиво продефилировала мимо миссис Хорнер, что хозяйка аж вся перекосилась от злости. Впрочем, злоба не помешала ей прошипеть возвращавшейся с печеньем из лавки миссис Ллойдс:

— Нет, вы только поглядите на нее! Ну ни дать ни взять ихняя Мария Стюарт! Ах, я ведь и забыла, что сегодня 24 июня. Слава Богу, что это бывает только раз в году!

Тем временем Имоджин, не обращая никакого внимания на миссис Хорнер и тем более на миссис Ллойдс, шагала по Кингс-роуд с тем надменным видом, который отличает людей, сознающих свою принадлежность к привилегированной части человечества. Слепому торговцу газетами на Слоун-сквер она дала на чай полкроны, пожелав ему на прощание приятного и удачного дня. Войдя в Вестминстерское аббатство, она возложила на могилу Марии Стюарт букетик цветов, выдержанный все в тех же излюбленных шотландских тонах. Потом устремилась в южный неф, в уголок, где покоились поэты, спеша преклонить колена перед изображением Роберта Бернса, привычно скорбя, что его соседями по бессмертию оказались эти невозможные сестры Бронте, — на взгляд Имоджин, столь несимпатичных особ неохотно посещают даже на том свете. И, приступив наконец к заключительному этапу ритуального паломничества, мисс Мак-Картри проникла в часовню Эдуарда Исповедника, дабы хоть на миг пасть ниц перед троном для коронаций, покоящимся на «лепешечном камне», который король Эдуард I еще в 1272 году нагло стащил у шотландцев. Впрочем, давность события нисколько не умалила горечи, и теперь, в 1950-м, Имоджин переживала утрату, будто это случилось вчера.

Только чтобы до конца соблюсти обычный ритуал, от которого ее не могла заставить отказаться даже угроза немедленного увольнения, мисс Мак-Картри еще чуть-чуть послонялась по Уайтхоллу и явилась на службу с пятнадцатиминутным опозданием. Привыкшие к эксцентричным выходкам шотландки сослуживцы никогда не задавали ей вопросов о причинах традиционного опоздания, но Энерин Арчтафт не мог смириться с таким вопиющим нарушением дисциплины, которую ему лично было доверено блюсти. И когда Имоджин направлялась к своему месту, он, явно давно дожидаясь этого мгновения, с часами в руках преградил ей путь и выпалил:

— Прошу заметить, мисс Мак-Картри, что на часах уже четверть десятого!

— Неужели?

— Увы, это так! Надеюсь, вам известно и вы просто запамятовали, что на работу надлежит являться ровно в девять утра и ни секундой позже?!

— Ну что вы, мистер Арчтафт, разве такое можно забыть? За двадцать лет я уже успела выучить это наизусть!

— В таком случае не соблаговолите ли объяснить причину вашего опоздания?

— А чего туг, мистер Арчтафт, объяснять-то — ведь сегодня же 24 нюня!

— И в каком же это, позвольте полюбопытствовать, смысле сия дата может служить оправданием такого беспардонного поведения?

— А в таком, мистер Арчтафт, что, не будь вы всего лишь полуграмотным валлийцем, вам бы наверняка было известно следующее: 24 июня 1314 года в битве при Баннокберне Роберт Брюс разгромил англичан и провозгласил независимую Шотландию!

— Ну и что же из этого следует?

— А то, мистер Арчтафт, что, видно, мало вас всех проучил тогда Роберт Брюс, если вы осмеливаетесь требовать, чтобы 24 июня дочь Шотландии, словно какая-то жалкая рабыня, подчинялась идиотским английским правилам! А теперь попрошу оставить меня в покое и дать мне наконец возможность приступить к работе!