Росс Томас: Хочешь жить - не рыпайся

— На этот раз, Дэйв, тебе бы лучше не снимать штаны.

— Да, — кивнул Синкфилд, — лучше не снимать.

— Знаете что? — спросил он меня по пути к «Уотергейту».

— Что?

— Я все думаю, кто кого нашел.

— Она первой обратилась к Дэйну.

— Откуда вы это знаете?

— Я не знаю. То есть не могу этого доказать. Но инициатива исходила от нее, в этом я не сомневаюсь.

— А с чего вы решили, что Дэйн работал с ней в паре? Интуиция?

— Кто-то должен был с ней работать.

— Но почему вы поставили на него? Разве он оставил какие-то бросающиеся в глаза улики?

— Такие, как он, улик не оставляют. Единственная улика, указывающая на Дэйна — его профессионализм. Если кто-то и мог нанять в Лос-Анджелесе лесбиянку, чтобы та убила меня, так это Дэйн. Если кто-то и мог установить в своем гараже мину в «дипломат», так это Дэйн. Если кто-то мог обставить двойное убийство, чтобы выглядело оно, как убийство-самоубийство, так это Дэйн. Вы говорили с шерифом округа Толбот?

— Этим утром. По его словам все экспертизы указывают на то, что налицо убийство-самоубийство. Все сходится до последних мелочей. Он даже сказал, что уже готов закрыть это дело. Я говорил с ним после вашего звонка, поэтому попросил его повременить с вынесением решения.

— Интересно, какую долю намеревался получить Дэйн? — спросил я.

— До или после убийства сенатора?

— Вы думаете, следующим был бы он?

Синкфилд кивнул.

— А кто же еще.

— Может, Дэйн работал авансом. Чтобы они могли поделить все двадцать миллионов.

— Шестое чувство подсказывает мне, что этого нам не узнать никогда, — заметил Синкфилд. — Она-то нам ничего не расскажет.

— Как вам удалось заманить ее в постель? — спросил я. — Спрашиваю из чистого любопытства.

Синкфилд посмотрел на меня. По взгляду чувствовалось, что ему меня жаль.

— Вы хоть ко мне приглядывались?

— Конечно.

— А к ней?

— К ней тоже.

— Так кто кого уложил в постель? — он раскурил новую сигарету от бычка, последний выбросил в окно. — Теперь, конечно, я могу сказать, что трахал ее лишь для того, чтобы завоевать ее доверие и вызнать информацию, необходимую для завершения расследования. Вы со мной согласны?

— Конечно, можете.

— Но вы мне не поверите.

— Нет. Полагаю, что нет.

— Я вас не виню. А потому скажу вам правду. Я оттрахал ее, потому что она мне это позволила, а другого шанса лечь на такую женщину мне не представится, доживи я хоть до ста лет. А если бы вы видели мою жену, то поняли бы, о чем я толкую.

— Конни Майзель может это использовать, знаете ли.

— Как?

— На суде, когда до этого дойдет.

Синкфилд одарил меня еще одним, полным жалости, взглядом.

— Вы же не думаете, что дело дойдет до суда, не так ли?

— А вы?

Он покачал головой.

— Никакого суда не будет.

Конни Майзель пригласила нас в квартиру. Открыв дверь, она улыбнулась Синкфилду, кивнула мне и провела нас в гостиную.

— Смерь жены очень огорчила сенатора, — сообщила она нам. — Он просто в шоке.

— Когда похороны? — полюбопытствовал я.

— Завтра. Приглашены только самые близкие люди.

— Пригласите его сюда, — попросил Синкфилд.

— Он ужасно расстроен.

— Он расстроится еще больше, когда услышит то, что я хочу ему сказать.

Конни Майзель была в черном свитере и черных слаксах. Вероятно, по случаю смерти жены сенатора. В черном она выглядела очень сексуально. Впрочем, сексуально она выглядела в любой одежде. Для меня Конни Майзель олицетворяла секс. Она мне не нравилась, я видел, что она умнее меня, и не мог из-за этого не тревожиться, но я мог понять, какие чувства испытывал к ней Синкфилд. Я мог его понять, а потому ревновал.

Конни Майзель с любопытством взглянула на Синкфилда.

— А что вы хотите ему сказать?

— Во-первых, Дэйн мертв. Я застрелил его этим утром.

Она смогла бы стать превосходной актрисой. Ни единая черточка не дрогнула на ее лице, за исключением глаз. Она мигнула.

— Вы говорите про Артура Дэйна?

Синкфилд кивнул.

— Можете не сомневаться. Артур Дэйн, частный детектив. Вам бы лучше позвать сенатора.

Конни Майзель пристально посмотрела на Синкфилда.

— Да, пожалуй, лучше его позвать.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я, как только она вышла из гостиной.

Синкфилд мрачно усмехнулся.

— Вы смотрите, и все увидите сами.

— Хорошо, буду смотреть, — пообещал я.

Сенатор вошел, едва волоча ноги. Глубокий старик, в твидовом пиджаке, рубашке без галстука, серых брюках. Конни Майзель поддерживала его под локоть.