— А ты как думаешь?
— Думаю, что ты способен…
— Какая плохая девочка! — воскликнул я.
— Это — единственный способ удержать тебя, — объяснила Алиса.
— Это называется эгоизмом. Все хорошее должно быть естественным.
— Дурак набитый! Хлыщ! Сатир! — прикидываясь разгневанной, произнесла Алиса.
Рассмеявшись, я коротко рассказал ей обо всем, что со мной приключилось.
— Вот и вся история, — подытожил я. — Как видишь, я крепко увяз. Теперь на меня повесят это дело, — добавил я хмуро.
— Ты заслужил, — сердито пробормотала она. — Это ведь не по твоей части, а ты встрял в это дело, только чтоб повыпендриваться перед девчонкой.
— Будет тебе! — возразил я. — Не намерен весь вечер выслушивать от тебя обвинения.
Я резко встал и надел шляпу. Но это была игра — мне вовсе не улыбалось уходить. Алиса повисла у меня на шее… и все стало на свои места. С этого момента все шло по моему плану. Я поручил Алисе достать из сейфа в моей конторе письмо Сусанны и принести сюда.
— Полицейские, — предупредил я, — наверняка крутятся возле конторы на случай моего возвращения. Они могут оказаться внутри, поэтому будь осторожна. Прежде чем войти, обойди вокруг здания.
Затем я прочитал небольшую лекцию о том, как избавиться от слежки.
Когда через два часа Алиса вернулась, я убедился, что лекция пошла ей на пользу. Хвоста, правда, не оказалось, но Алиса действовала правильно — она выложила из сумки все семь писем: одно сенатора и шесть остальных, принадлежавших трем разным людям, которые подписывались только инициалами. Я почувствовал себя неуютно. Прочитав эти письма несколько раз, я так и не обнаружил в них ни одного имени. Да, начинать было не с чего. Одни только глупости да банальности, которые пишут без ума влюбленные мужчины своим пассиям. Я нервно зашагал по комнате. Алиса молча наблюдала за мной. Что-то мне в ней очень нравилось, а что — и сам не знаю. Может, ее огромные темные глаза, может, чувственный рот или прекрасное тело. Но больше всего мне нравилось ее спокойствие. Она говорила очень мало, а если говорила, то только по делу. Поразительное качество для красивой женщины… А кроме того, Алиса умела думать.
Сейчас она улыбнулась, сходила на кухню и принесла мне стакан холодного пива, словно разгадав мое желание. Вот такой была моя Алиса.
День близился к концу; мы сидели за столом и ели. Я проглядел вечернюю прессу, принесенную Алисой из города. Все оставалось по-прежнему. Полиция продолжала надеяться, что преступник вскоре окажется в ее руках. Подобное двусмысленное утверждение меня рассмешило: они имеют в виду меня или кого-нибудь еще? Я прочитал в газете показания шофера Сусанны. Записав его адрес в блокнот, подумал, что это заявление не больно-то интересное, хотя…
Около девяти вечера, прослушав по радио последние новости, я решил выйти. Проверив «люгер», надел шляпу. Алиса стояла в дверях.
— Отговаривать тебя, конечно, бессмысленно, — сказала она.
Я улыбнулся, потому что она предвосхитила мой ответ.
— Ты права. Это пустая трата времени.
— Береги себя, дорогой, — прошептала она.
— Ты все еще поёшь в «Сьерре»? — спросил я, лишь для того, чтобы что-то сказать.
— Да, но только до одиннадцати. Ты придешь?
— Возможно.
Я поцеловал ее в кончик носа и вышел, на улицу. Пока я дожидался на углу автобуса, подумал, что снова заметил в ее глазах упрек. И опять почувствовал себя виноватым. И поделом. Я всегда беззастенчиво пользовался Алисой, и она никогда не подводила меня.
Чтобы добраться до нужного мне дома, необходимо было преодолеть небольшую низину. За нею начинался обособленный от города квартал бедноты. Он располагался на пологом холме; ниже, освещенные скудными фонарями, стояли покосившиеся домишки с залатанными стенами, возле которых я заметил несколько плохо одетых людей. Между домами проходила узкая улочка. Зрелище было удручающим — чахлые, худосочные деревья, поломанные заборы, неподалеку — огромная, зловонная куча мусора.
С минуту я постоял в тени небольшого дерева, оценивая обстановку. Затем нашел нужный мне домик, напоминавший развалины. Убедившись, что полицейских поблизости нет, я спустился с холма и подошел к дому. Постучав кулаком в дверь не очень сильно, а так, чтобы только быть услышанным, — прислушался. Дверь открыла женщина с грудным ребенком на руках. Другой малыш, постарше, уставившись на меня своими темными круглыми глазенками, вцепился в материнский подол. Женщине на первый взгляд было лет сорок — сорок пять, но возможно она была и моложе. На ее лице лежала печать страданий и нищеты. Безвольные мутные глаза говорили о полнейшей апатии. Нищета… одна только нищета, — читалось в ее глазах. Женщина испытующе посмотрела на меня и без особого энтузиазма спросила:
Читать дальше