Дик Френсис - Осколки

Роза принялась брыкаться ногами.

– Возьми мой ремень! – крикнул Уортингтон. Я снял с него гибкий плетеный кожаный ремень, обвязал вокруг одной лодыжки Розы и затянул узлом на другой. Роза дернулась еще раз, потеряла равновесие и упала на пол, но и лежа на полу, она продолжала извиваться и браниться на чем свет стоит.

Арест Розы Пэйн оказался достаточно шумным делом. Подъехали «Скорая» с санитарами и две полицейские машины, набитые разгневанными молодыми полисменами. Все они набились в магазин, давя тяжелыми башмаками осколки взорвавшейся лошадки. Полицейские переговорили с Кэтрин, принесли одеяло, спеленали Розу, как младенца, и, невзирая на то что она продолжала отбиваться, протащили ее через мастерскую, через магазин, вынесли на улицу и запихнули в одну из машин.

Вскорости к ней присоединился могучий Норман Оспри. Оспри был силен, но клыки трех огромных псов оказались крепче. Том позднее рассказывал мне, что громадный Оспри сидел на обочине, дрожа от страха, спрятав голову и руки между ног, и, когда подошли полицейские, принялся буквально умолять их спасти его от трех черных крокодилов, ходивших вокруг.

Кэтрин принесла из полицейской машины еще одно одеяло и накрыла безмолвного Пола. Глаза у нее были сухие.

В мастерскую прибывали все новые полицейские, одни в форме, другие в штатском, больше подходящем для воскресного сидения у телевизора, чем для поездки в огненный ад на земле. Но дежурство у тебя или выходной, а в некоторых случаях просто нельзя не присутствовать. Следователи достали белые комбинезоны и серые пластиковые чехлы для обуви, и скоро мастерская стала напоминать декорацию к научно-фантастическому фильму.

Полисмен в медицинских резиновых перчатках аккуратно поднял упавший шприц, опустил его в прозрачный полиэтиленовый пакет и запечатал пакет.

Другие полисмены принялись методично переписывать всех присутствующих. Добросердечная драконица предложила отсидеться и прийти в себя у нее в гостинице всем, кто в этом нуждается. Один из полицейских снял скотч с запястьев Памелы Джейн, записал ее данные и затем заботливо препроводил девушку в гостиницу.

Я опустился на колени рядом с Гикори и сказал ему, что сейчас сниму клейкую ленту с его глаз и рта. Я спросил, понял ли он меня.

Гикори кивнул и прекратил извиваться.

Я принялся отдирать скотч с глаз, стараясь делать это как можно осторожнее. Дело было непростое: скотч снялся вместе с прилипшими к нему ресницами, и прошло несколько минут, прежде чем отвыкшие от света глаза Гикори вновь обрели способность видеть и он уставился на меня.

– Сейчас я сниму скотч с вашего рта, – сказал я.

Гикори кивнул.

Один из молодых полицейских протянул руку через мое плечо и бесцеремонно содрал скотч одним рывком. Гикори взвыл – и уже не умолкал. Он тут же принялся требовать, чтобы полицейский освободил ему руки, да побыстрее.

Я ненадолго оставил их и принес с полки коробку с аптечкой, чтобы перевязать ухо Гикори. После долгих споров санитары со «Скорой» и полицейские наконец решили, что Гикори надо везти в больницу вместе с Эдди. Эдди был в глубоком шоке. Кожа у него на руках уже начала облезать.

Кэтрин стояла у распахнутой дверцы «Скорой» и наблюдала, как Эдди сажают в машину, чтобы оказать первую помощь.

Я рассказал ей еще кое-что из того, что ей следовало знать, – в частности, дополнительные соображения насчет Номера Четвертого, которые пришли мне в голову сегодня. Утром я ей этого рассказать не успел.

Кэтрин задумчиво сказала:

– Вон наш старший полицейский офицер – видишь, тот мужчина, который стоит возле Пола. Поговори лучше с ним. Мне надо в участок. Я вернусь, когда смогу.

Она провела меня через мастерскую и представила старшему полицейскому офицеру как владельца этого заведения, что не прибавило мне веса в его глазах. Я пожал руку старшему полицейскому офицеру западномерсийской полиции Шепеду.

Для начала он недоверчиво и неодобрительно воззрился на мою майку, теперь уже далеко не белую и не чистую. Оценил обугленный лоскут, свисавший на том месте, куда меня ткнула Роза. Обратил внимание на то, что кожа под лоскутом покраснела, и спросил, не болит ли. Я устало ответил, что да, болит, но мне случалось обжигаться и похуже, так что я предпочитаю не обращать на это внимания. Правда, сказал я себе, до сих пор я всегда обжигался сам.

Я оглянулся на одеяло, под которым лежал Зануда Пол, суматошный полисмен, который отечески заботился о безопасности Кэтрин на жестоких улицах.