Дик Френсис - Осколки

Памела Джейн увидела, что я даже не пытаюсь помочь Гикори, а то, что у меня выходит, – не более чем ребячья поделка, и снова прониклась презрением ко мне.

Я прилепил голову к шее, сформовал пинцетом уши. В результате у меня получилось нечто с головой, четырьмя ногами, гривой и хвостом, но при этом абсолютно неизящное. Я поставил свое творение на катальную плиту, откуда оно было более или менее готово рвануться в будущее.

Невзирая на недостатки моего изделия, Розу оно впечатлило. Однако недостаточно впечатлило, чтобы Роза утратила бдительность или отвела свое оружие от головы Гикори.

Я украдкой взглянул на часы на стене мастерской.

Тик-так, тик-так… Минута тянулась ужасно долго.

– Копыта, грива и хвост будут золотые, – сказал я.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Роза сунула остывающий стеклянный шарик в печь и достала новую раскаленную понтию, которую она снова поднесла к голове Гикори.

– Сколько еще ждать, пока привезут золото? – осведомилась она.

Гикори задергался, отчаянно пытаясь содрать липкие полосы со рта и с глаз.

Памела Джейн сидела с закрытыми глазами. Похоже, она молилась.

Две минуты. Тик-так…

– Золото, – сказал я, – прибудет в небольших слитках. Я расплавлю его, затем покрою им гриву, хвост и копыта лошади…

Гикори внезапно рванулся вперед, пытаясь выбраться из кресла. Роза не успела отвести понтию, и Гикори зацепил ухом раскаленную стеклянную каплю.

Рот у него был заклеен скотчем, и закричать он не мог. Тело Гикори выгнулось дугой. Роза поспешно отскочила назад, но ухо Гикори зашипело и завоняло паленым мясом. Наверняка навсегда останется изуродованным.

Три минуты. Целая вечность. Тик-так…

Все уставились на корчащегося на полу Гикори. Любой на месте Розы бросил бы сейчас свое оружие и кинулся на помощь, – но только не Роза.

Миновало три минуты и десять секунд с тех пор, как я поставил лошадку на стол.

Ждать дольше было опасно.

Я схватил большой пинцет, которым формовал гриву лошади, и разорвал им скотч, которым были стянуты ноги Памелы. Я схватил девушку за руки, все еще связанные. Роза отвлеклась от Гикори и крикнула, чтобы я не смел этого делать.

Памела Джейн не понимала, что происходит, а промедление было смерти подобно.

– Беги! – рявкнул я. Но она медлила, глядя на Гикори. Времени не было. Я подхватил ее на руки и потащил прочь.

Памела протестовала. Роза кричала, чтобы я поставил ее на место. Я не послушался. Пошатываясь, я направлялся к проходу в торговый зал, крича опиравшейся на перегородку троице: «Ложись!»

Роза бросилась ко мне через всю мастерскую, размахивая своей понтией, точно мечом.

Отчасти завидев ее, отчасти почуяв грозящую мне опасность, я увернулся, словно тореадор, пытаясь спасти себя и Памелу. Однако Роза все же ухитрилась зацепить меня: на белой майке остался дымящийся черный след.

Пора!

Я выпихнул Памелу в торговый зал, опрокинул ее на пол, невзирая на ее протесты, и упал сверху, чтобы прикрыть девушку и не дать ей вскочить.

Раскаленная лошадь, которую я оставил на катальной плите, вместо того чтобы убрать охлаждаться в отжигательную печь, простояла три минуты сорок секунд и взорвалась.

Острые осколки разлетелись по мастерской, точно злые прозрачные осы. Часть из них перелетела через перегородку в торговый зал.

Адам Форс, естественно, не пожелал лечь, потому что этот совет исходил от меня. В результате он получил две раны: один осколок впился ему в плечо, а второй – в верх скулы, возле самого глаза, отхватив кусок мяса. Доктор едва не потерял сознание от шока и выронил шприц. Рукав его костюма покраснел от крови, но фонтана крови не было – значит, артерии не задеты.

Зато его благообразная физиономия была подпорчена изрядно. Если бы Форс мог сейчас поглядеть на себя в зеркало, он точно упал бы в обморок. Летящий осколок пропахал ему лицо, и на месте этой раны наверняка должен был остаться шрам. К тому же из этой раны, как обычно бывает с ранами на лице, обильно хлынула кровь. Белая борода Адама Форса быстро сделалась алой.

Доктор Форс-Краснобородый… Поделом ему. Жалко, что эта кровь со временем отмоется. Отмоется… отмоется не только борода… идея!

Тонкое стекло стынет быстро. Если выдуть из полужидкого стекла шарик с тонкими стенками, он успеет остыть и сделаться хрупким за несколько секунд.

Но эту лошадку я нарочно не стал делать полой. И ее разорвало по линиям внутреннего напряжения, возникшим в процессе остывания, из-за того, что внешняя поверхность остывала быстрее сердцевины. Разлетевшиеся во все стороны осколки были еще очень горячими. Так что Адаму Форсу повезло: мог бы и глаз потерять.