Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

– Здравствуйте, господа, – поздоровался штабс—капитан, своим серьёзным видом и голосом настраивая полицейских чинов на деловой настрой, – я здесь по делам службы, но если что—то случилось, то не применю воспользоваться возможностью оказать вам услугу, – хотя слова и звучали дружески, но чувствовалась в них и насмешка, и стремление уколоть в ответ. Штабс—капитан в Лештуковском переулке оказался не по службе, а по делам скорее по личным, надо было завершить одно дело, которое, как нескончаемая верёвка тянулось с прошлого года.

– Не откажемся, – поглаживал усы помощник пристава и подмигнул капитану Зиновьеву, намекая, что от сиего дела можно избавиться, ведь для чего создана сыскная полиция, как не для таких случаев.

– Так что стряслось в подведомственном царстве? – Теперь штабс—капитан не сдержался, но при этом не дрогнул ни один мускул на лице. Сама серьёзность.

Капитан Зиновьев кашлянул в кулак, и в правду, что это они с помощником так разошлись, и взглянул из—под седых широких бровей на Илью Леонтиевичу.

– Час тому купцу Фуфаеву, живущему в этой квартире, – пристав показал рукой на приоткрытую дверь, – неизвестный проломил голову, когда он вышел на лестничную клетку, похитил бумажник с кредитными билетами и скрылся.

– Час тому? – уточнил Орлов.

– Истинно так, мы, – Зиновьев кивнул головой на помощника, – только прибыли и толком ничего не знаем.

– Купец жив?

– Жив, но доктор говорит, плох, разговаривать пока не может, так что мы и сами не знаем, как выглядит нападавший.

– Но о нападавшем кто—то изволил сообщить, – буднично произнёс Василий Михайлович.

– Совершенно верно, – пристав с помощником переглянулись.

– Вот со свидетеля надо и начинать, – в голосе штабс—капитана звучали нотки учителя гимназии, объясняющего нерадивым ученикам, что дважды два всегда будут четыре, а отнюдь не три, и совсем уж не пять.

– Начинайте, Василий Михайлович, – засопел пристав, признавая правоту сыскного агента, невзирая на предвзятое отношение со стороны некоторых полицейских чиновников, они признавали, что Путилин и его люди знают своё дело, – Илья Леонтиевич, я думаю, мы сможем оказать любую помощь Василию Михайловичу.

– Так точно, – щёлкнул каблуками статский помощник пристава, никогда не одевавший военного мундира, но наслышанный о поведении офицеров.

Штабс—капитан наклонился перед дверью в квартиру купца. Пятно засохшей крови показывало, где лежал Фуфаев. Василий Михайлович поднял голову и посмотрел на пристава, который тяжело засопел:

– Да, там нашли беднягу с окровавленной головой.

– Я могу поговорить с доктором?

– Непременно, – и капитан Зиновьев обратился к помощнику, – Илья Леонтиевич, не сочтите за труд, пригласите Готфрида Готфридовича.

Через несколько минут на лестничную площадку вышел доктор Московской части статский советник Геринг, вначале показалось, что из дверей выкатился большой шар в тёмном чесусовом костюме в мелкую, едва приметную глазу. Клеточку, завершаемую большой круглой совершенно лысой головой с торчащими, как листы бумаги ушами и очками в золотой оправе.

– Здгавствуйте, – доктор снял очки, достал из кармашка мягкую тряпочку и начал протирать стекла, – вы хотели меня увидеть.

– Совершенно верно, господин Геринг, я – сыскной агент, – Готфрид Готфридович махнул рукой, показывая тем, что он знает, кто перед ним, – мне хотелось бы узнать, как себя чувствует господин Фуфаев? Можно ли с ним побеседовать? И ваше мнение, чем могла быть нанесена рана на голове?

– Молодой человек, – Геринг надел очки и посмотрел внимательно на сыскного агента, – вы слишком много задаёте мне вопросов. Что я могу их позабыть, пока буду отвечать на пегвый. Итак, господина Фуфаева лучше не тгогать, ему я пгописал покой, тем более, что когда купец вышел и только мельком взглянул на мужчину, потом незнакомец удагил его со спины и наша жегтва так и не успела рассмотгеть пгеступника, далее… О чем вы спрашивали?

– Орудие, – напомнил штабс—капитан.

– Я думаю, либо дубинка, либо толстая палка, либо кусок железного прута. В гане я не заметил ни гжавчины, ни щепок, а может, пгедмет, не более полу сажени в длину, – доктор развёл руки в сторону, показывая ладонями длину, – обёгнут был в толстое сукно или кожу. Я ответил на все ваши вопросы?

– Да, господин Геринг, благодарю, – задумчиво произнёс Василий Михайлович.

Капитан Зиновьев и его помощник молчали и наблюдали, как снова штабс—капитан склонился над пятном, что—то совсем неслышно пробормотал, поднялся, сделал несколько шагов по лестничной площадке, озираясь по сторонам.