Сергей Семипядный: маленькие и неприметные-3

– Ну-у-у… – Евгений принялся теребить чубчик. – В общем… Хотя что я могу знать, если они… родственники, по большому счёту. Хоть и не кровные. Были, я слышал, у неё обиды. Но они почти и не общались, насколько я знаю.

– И к Бояркиной она претензии имела. Вот и выносила – вывозила в коляске инвалидной – идейку. И совместила труп вашего босса с офисом её. Всё ясно?

– Имя-отчество Телешовой? – изготовился к борьбе с преступностью Гольцов.

– Ты у Подлесного об этом спроси, – усмехнулась Лариса. – Когда извиняться будешь, освобождая из камеры, задай ему вопросик. Он, возможно, и адрес знает. Кстати, живёт она, вероятно, в доме, где труп Мышенковой обнаружили.

– Где Мышенкову обнаружили? Да? – засуетился Гольцов, затем бросился к машине, в которой сидела Людмила Александровна.

– Ретивый какой, – усмехнулась Лариса. – А извиняться всё равно придётся. А вам – платить. Готовьте бабки, Женечка.

– Сначала Телешову изловить надо, – ответил Евгений, вооружаясь мобильником. – И убедиться. Сейчас расставим флажки, организуем гон.

– Надеюсь, далеко она не уйдёт. На коляске-то, – заметила Лариса.

Спустя полчаса охота на Ларису Виленовну Телешову завершилась успехом.

Дмитрий Подлесный сидел в кафе и попивал винцо. Сухое красное «Vinya del Mar», недорогое, но, похоже, настоящее. Настроение было элегически-грустное и чуть тревожное. Тревожность – это понятно, это объяснимо. А грусть?

Не хотелось в этом признаваться, но… Впрочем, и надумав застрелиться, он в предсмертной записке укажет не истинную причину самоубийства, а нечто такое, что к его жизни имеет отношение более чем посредственное.

Да и как передать словами ощущение, которое он испытывает, вспоминая то первое объятие. Они впервые обнялись и… Обнялись потому, что он мужчина, а она женщина, а оказалось – они не просто мужчина и женщина. Да, не просто. И всё так… непросто. Маринка!