Лариса Капицына - Дело №346

– Почему он все-таки не оставил записки? – задумчиво спросил Мешков.

– Понятия не имею. И знаете… – она доверительно придвинулась к Мешкову, и в глазах ее заплясали веселые чертики.

– Да?

– Мне плевать. – она выпрямилась и посмотрела на них и высокомерно поджала губы.

Она проводила их до коридора и при прощании неожиданно подала руку для поцелуя. Вадик, не глядя на протянутую руку, сухо попрощался, а Мешков галантно склонил голову.

Выйдя из подъезда, Вадик немедленно накинулся на Мешкова.

– Я не понял. Что это было?

– Ты о чем? – спросил Мешков, заранее улыбаясь.

– Я вот смотрел на вас и подумал, уж не влюбились ли вы друг в друга. Что еще за целованье ручек? И вообще, ты вел себя с ней так, как-будто она тебе… понравилась.

– А может, так оно и есть.

– Нет. – Вадик даже остановился. – Ты шутишь.

– Поехали. Пощупаем этого зубного воздыхателя.

– Ты что, правда думаешь, что кто-то мечтает об этой кикиморе? Мерзкая баба… – Вадик передернул плечами.

– Что-то ты разошелся сегодня. Может, сейчас она и выглядит не ахти, но уверен, что когда-то она была настоящая красотка.

– Так это когда было?! – возмутился Юрченко.

– Ты кое-что забыл, друг мой.

– Что именно?

– Есть люди, которые проносят любовь через всю жизнь! – высокопарно процитировал Мешков только что услышанную от вдовы фразу.

– Что? О! Ну да, как я мог забыть? – Вадик остановился и внушительно произнес. – Только вот что я тебе скажу, друг мой.

– Да?

– Посели меня с ней на недельку, и ты увидишь.

– Увижу что?

– Как я сигану в окно.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Поехали, психолог! – Машков дружески хлопнул его по плечу. – В причастность этого делателя голливудских улыбок я, конечно, не верю. Но поговорить с ним надо. Кстати, проверь, действительно ли она была на работе, когда это случилось. Поехали в клинику, говори адрес…

Оставшись в одиночестве, вдова прошла в спальню и легла на кровать, мечтательно раскинув руки. Теперь она улыбалась, и эта улыбка мгновенно омолодила ее лицо.

Она почти не солгала следователю, за исключением одного маленького пустяка. Улыбаясь и вспоминая этот разговор, она бросала нетерпеливые взгляды на телефон, лежащий на подушке. И, словно движимый силой ее мысли, он зазвонил. Вдова схватила его порывистым движением, перевернулась на живот и сказала нежным воркующим голосом:

– Привет, любимый! Представь, у меня только что был следователь…

– Поможешь мне перевезти вещи? В субботу я переезжаю.

– Конечно! О чем разговор?

Девушка с синими глазами посмотрела на Савву с благодарностью и кивнула.

Она наняла грузчиков, хотя вещей было мало. Она почти ничего не брала с собой на съемную квартиру, так что через двадцать минут дюжий молодец в синем комбинезоне занес последнюю коробку. Оставалось только разобрать вещи.

– Не понимаю, зачем ты вообще меня позвала. – Савва засмеялся.

– Я хотела тебя использовать не как грубую физическую силу, а для компании.

Савва огляделся вокруг: стол, два стула, старый диван.

– Где ты собираешься спать?

– Что? А! Вот на этом прелестном диванчике. А что?

– Ты уверена, что он не развалится, как только ты постелишь белье? На него даже садиться страшно.

– Намекаешь на то, что надо сменить мебель? – она улыбнулась. – Ты же знаешь, я никогда не была помешана на комфорте…

Девушка с синими глазами стояла на стуле и высоко подняв руки, вешала полупрозрачные, ослепительно белые шторы. Она стояла к Савве спиной, и когда поднимала голову, то ее темно-русые распущенные волосы почти касались талии. Зацепив последний крючок, она повернулась к Савве и сказала:

– Вот так! – легко спрыгнула со стула и оглянулась назад.

– Красиво, правда?

Развеваемые сквозняком полотна белой ткани надувались как паруса, волнились, освежали комнату.

– Очень.

Теперь она посмотрела на него.

– Ну, что ты стоишь? Разбирай коробки…

Среди вещей не оказалось ни одной, ну просто ни одной фотографии Грина. А когда она протянула руку за какой-то чашкой, на пальце не было обручального кольца, которое она никогда прежде не снимала.

Савва подошел к входной двери, осмотрел ее внимательно. Дверь была хлипкой, болталась в петлях.

Она проследила за ним взглядом, тая в уголках губ загадочную улыбку. Она вообще изменилась. Не то, чтобы стала как прежде. Но лицо, самое красивое лицо, которое Савва видел когда-либо, немного смягчилось, расслабилось, утратило прежнюю пугающую неподвижность.