Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля

Он вздохнул и признался:

– Помню это дело… девятый этаж… говорят, что есть такие, которые и с девятого сверзнутся так, что ни царапины, а этого переломало всего. Не человек – месиво. И под кайфом, конечно… это уже потом, по экспертизе выявили, что такой коктейль смешал, здоровому бы крышу сорвало. Паренек же здоровым не был. В психушке на учете не стоял, но единственно из родительского упрямства. Не хотелось им признавать, что у кровиночки крыша съехала давно и прочно. Соседи на него изрядно жаловались. То голым на лестнице выплясывает, то прячется в лифте, мерещится ему всякое… то еще какую ерунду удумает. Ему бы полежать, полечиться, ан нет… лучше нормальным считаться, чтоб перед людьми не стыдно. Мать его тоже все твердила, что не сам он, что не причинил бы себе вреда… а руки у паренька в зарубках. И значит, были прецеденты.

Все это звучало логично. Иван умел говорить спокойно, взвешивая каждое слово.

– Дело закрыли? – уточнил Стас.

– Само собой… она долго ходила, пыталась доказать… говорила, что ее Егорушку картина убила. Представляешь?

Стас представлял, что эти слова, а еще святая уверенность неизвестной ему женщины, что виновата именно картина, убедили полицию в ее ненормальности.

Нормальные люди не ищут мистики в обыкновенной бытовухе.

– Адреса дашь?

– Зачем тебе? – и ведь всерьез спрашивает, смотрит без насмешки, а в глазах Ивановых видится… сочувствие?

Или жалость.

– Поговорить хочу. Вдруг да чего узнаю… нового…

– Интересного, – завершил фразу Иван и вздохнул: – Все равно ведь попрешься?

– Попрусь, – согласился Стас. В конце концов, вряд ли сложно будет узнать адрес. Городок небольшой. Все друг друга знают, а если не знают, то хотя бы слышали.

– Сам посмотри. Трое мертвецов, которые незадолго до смерти работали над картиной…

– Что очень странно, учитывая, что вся троица – художники…

– Ты мне не веришь.

Иван тяжко вздохнул:

– Я тебе верю, Стасик. Более того, я даже пойду на служебное преступление и дам тебе материалы дела… тех дел. Копайся на здоровье. Но вот, – Иван подался вперед, – будь готов, что раскопаешь ты вовсе не то, чего ждешь. Иногда смерть – это просто смерть…

Пусть так. Но Стас хотя бы попробует.

Людмила возвращалась домой пешком.

Полчаса ожидания на автобусной остановке, промокшие ботинки, и настроение, которое не просто упало, исчезло вовсе.

Хотелось одного – согреться.

И поспать.

Людмиле всегда хотелось спать осенью. И зимой. Или вот весной, в такую сырую дождливую погоду, в которую разумные люди предпочитают отсиживаться по домам. А она, оказывается, неразумна. Могла бы такси взять, но… Людмила вынуждена была отказаться от этой замечательной мысли. Отпускные почти истаяли, зарплата в ближайшем будущем не грозит, и вообще до нее дотянуть бы. Мама бы высказалась всенепременно, что будь Людмила в свое время умней, она бы сейчас не знала финансовых проблем, а следовательно, и никаких вообще. Мама почему-то была свято уверена, что все беды в жизни проистекают исключительно от отсутствия денег.

Дождь усилился.

И снег начался, лужи на асфальте, не обойти, не объехать. И скользнула трусливая мыслишка позвонить Стасу… сам ведь говорил, что если вдруг понадобится… а ей надо, она, можно сказать, здоровьем ради общего дела сейчас пожертвует.

Людмила фыркнула:

– Не хватало еще.

Дойдет. Немного осталось, если срезать через дворы. Тоже не самая лучшая дорога, потому как во дворах асфальт в ямах, лужи бездонные и сумрак даже днем, но лучше так, чем круг по проспекту.

Людочка натянула капюшон и прибавила шаг.

Дурацкая куртка. И не надо было Настасью слушать. Заказала она дочке, а той пуховик не подошел… за копейки отдавала… ну, не совсем чтобы за копейки, но всяко дешевле, чем на рынке. И вещь добротная, а что розовая да со стразами, так это даже модно.

И Людмила позволила себе поверить, что и вправду модно. И она, Людмила, в пуховике этом скинет пару-тройку лет, похорошеет и всенепременно обустроит необустроенную свою личную жизнь.

Дурища.

А теперь вот… штаны мокрые, ботинки, и пуховик, которому надлежало быть качественным, тоже промок, прилип к спине. Сохнуть будет дня два… эти мысли и собственная неудачливость заставили Людмилу вздохнуть и прибавить шагу.

Домой.

В узкой грязной арке между домами бурлила вода. Потоки ее вырывались из горловин водостоков, мешались друг с другом, взбивая грязную пену. И Людмила остановилась, прикидывая, как бы половчей перепрыгнуть эту кипящую, но все одно ледяную воду. Тогда-то и услышала шаги.