Джеймс Чейз - Ева

– Что ты тут делаешь в темноте? – спросила Кэрол, выходя на террасу. – Видно, не представляешь, сколько часов ты сидишь здесь, дорогой. Уже первый час.

Я вздрогнул от голоса, вернувшего меня к настоящему.

– Я думал, – ответил я и встал, почувствовав боль в затекших ногах и озноб. – Я даже не представлял, что так много времени. Ты кончила?

Жена обняла меня за шею и поцеловала.

– Не сердись, дорогой, – прошептала она мне на ухо. – Я набросала для тебя черновик нового сценария. Теперь тебе останется только подправить его и отвезти Бернштейну. Сценарий получился очень удачным. Ты не сердишься?

Я посмотрел на нее и позавидовал ей. То, что мне вообще не удалось, дается ей так легко.

– Но, Кэрол, ты не должна работать за нас двоих. Это же абсурд. Так дойдет до того, что я буду у тебя на содержании.

– Не сердись, – умоляла она, – ведь я только обобщила твои мысли и замечания Сэма. Даже стенографистка с успехом могла бы выполнить эту работу. Завтра ты все отшлифуешь и отдашь Сэму. Потом Р.Г. просмотрит сценарий, уверена, одобрит его, и тогда тебе действительно придется взяться за работу. Поцелуй меня и не хмурься. – Я поцеловал жену. – Пойдем спать, – сказала она. – Завтра я должна встать очень рано.

– Я сейчас приду, – ответил я, чувствуя, что меня одолевает хандра. – Иди. Я сейчас.

Кэрол пошла в спальню. Я вернулся на террасу и снова посмотрел на освещенную луной скамейку. Она была пуста, я закрыл окна и отправился спать.

В последующие четыре дня я окончательно убедился в том, что совершил ужасную ошибку, оставшись жить во Фри-Пойнте. Я отрезал себя от общества и развлечений, меня мучили скука и одиночество. Очарованный тишиной и покоем этого места, я вначале наивно надеялся, что именно этот прекрасный уголок Земли нашей вдохновит меня на создание романа. Но когда пришло время приняться за работу, я обнаружил, что вдохновения как не бывало и что прелестное местечко – просто глухомань. Я с трудом заставил себя написать переработанный второй вариант сценария. Кэрол выполнила всю необходимую работу, и единственное, что мне оставалось сделать, – просто перепечатать сценарий. Мне ничего не надо было переправлять или добавлять, и все же потребовалась вся моя воля, чтобы заставить себя сесть за машинку. Несколько раз я порывался позвонить машинистке, вызвать ее и попросить допечатать сценарий. Но, в конце концов, я все же напечатал его сам и вручил Бернштейну. Я с нетерпением ждал ответа от Голда. Я решил, если он согласится принять сценарий, просить поручить остальную работу над ним кому-нибудь другому. Я никогда не осмелюсь дать дополнительный диалог, необходимый для постановки фильма. У меня не было ни малейшей надежды, что я смогу имитировать блещущие остроумием диалоги Джона Коулсона. Если я представлю написанный мной диалог, такой проницательный человек, как Голд, сразу же поймет, что не я автор пьесы. Мне не хотелось думать о своем финансовом положении, но дела обстояли так, что тревога за завтрашний день возникала сама собой: от моего капитала почти ничего не осталось. Доходов не было, а долги росли, с каждой неделей становилось все больше и больше. Я ни словом не обмолвился об этом с Кэрол, так как знал, что она тут же вмешается и настоит на том, чтобы расплатиться за меня. Она прекрасно зарабатывала на киностудии, мало тратила на домашние расходы и на туалеты и всю основную сумму вносила в банк. И все же, каковы бы ни были мои недостатки, я твердо решил, что не приму от жены ни доллара.

Пока Кэрол находилась на киностудии, мой день тянулся бесконечно долго. Несколько часов ежедневно я проводил, запершись в библиотеке, и когда одиночество становилось невыносимым, уходил в лес и бродил там, охваченный тяжелой депрессией. Я постоянно думал о Еве и о Джоне Коулсоне. Каждый раз, когда я пытался ввести в сценарий дополнительные диалоги, у меня появлялось такое чувство, что Джон Коулсон сидит рядом и иронически улыбается, наблюдая за моими безуспешными и неумелыми попытками сделать это. Я понимал, что мои ощущения – чистейшей воды абсурд, что я один в комнате и больше никого, но присутствие умершего драматурга было настолько осязаемо, что я цепенел, оглядывался по сторонам, не мог заставить себя сосредоточиться. И еще я целых три дня боролся с желанием позвонить Еве, но на четвертый день, как только Кэрол уехала на студию, я не устоял, уступил своему непреодолимому искушению. Рассела дома не было: заболел один его дальний родственник, и слуга на несколько дней уехал к нему. Я допил кофе, который сам сварил себе и Кэрол, и сидел, прислушиваясь к отдаленному шуму машины, на которой жена уехала в Голливуд. Внезапно я вскочил, словно кто-то подтолкнул меня, отбросил газету. В эту минуту ничто не могло меня остановить, ничто не могло помешать сделать то, чем я жил все эти дни. Я звонил ей. Ева тут же подошла к телефону. Когда я услышал ее голос, кровь горячей волной разлилась по моим жилам, сердце учащенно забилось.