Эда Макбейн - Белая леди

Единственной кошкой, которую когда-либо любил Мэттью, был Себастьян.

Во всей Калузе был только один специализированный книжный магазин: там продавали «загадочные, научно-фантастические книги и комиксы». Мэттью заходил сюда незадолго до Рождества, надеясь найти там хороший роман «тайн» для Синтии Хаэллен, секретарши и доверенного лица фирмы. К великому ужасу, он обнаружил здесь целую секцию, посвященную сообразительным кошкам, которые раскрыли какие-либо тайны. Он бы проклял себя, если бы купил интеллигентной женщине роман о кошке-сыщике. Вместо этого он купил роман о разносчике писем, который раскрывал тайны в свободное от работы время. Когда он рассказал Блуму, что существует целая серия книг о кошках-детективах, пытающихся лишить полицию работы, Блум ответил, что обучит свою собаку пожирать их. Мэттью не знал, есть ли у Блума собака, но его чувства к кошкам были искренними.

Максина Дженнингс рисовала сообразительных кошек.

Следует отметить, что она и сама была чем-то похожа на кошку. Или, скорее, на одну из исполнительниц в мюзикле «Кошки», которые очень стараются быть похожими на кошек, но в конечном счете выглядят всего лишь как танцовщицы с кошачьими ушами и кошачьими усами. У Максины Дженнингс не было усов, а ее уши были скрыты массивной прической, которая придавала ей вид человека, пораженного молнией. Но она была длинной и гибкой, а ее зеленые глаза были густо подведены, чтобы выглядеть совсем кошачьими; одета она была в длинное серое платье с блестками, что соответствовало цвету ее волос. Она пользовалась губной помадой цвета пожарной машины и носила висячие красные гранатовые серьги. К тому же в правой руке она держала сигарету в красном мундштуке и выпускала клубы в уже и так накуренную комнату. Мэттью почувствовал себя словно на пожаре третьей категории.

Он был здесь, чтобы поговорить с Марией Торренс, потому что она была последним человеком, который видел свою мать живой.

Он нашел ее в лохматом рыжем парике, беседующей с группой молодых людей, старающихся заглянуть за ее белую шелковую блузку.

Мария заметила его, когда он пересекал комнату. Она сразу подошла к нему и шепнула настойчиво, едва переводя дыхание:

— Давайте уйдем из этого кошмарного места.

Они вышли из галереи на Дороти Вэй, где только что распахнул свои двери по-настоящему великолепный ресторан для гурманов. Никто из них еще не ужинал, поэтому они оба хотели бы попасть в «Ла Веччиаччиа», так называлось новое заведение. Но одеты они были слишком буднично для такого элегантного места.

Они выбрали заведение Марины Лу, расположенное у воды. Здесь можно было насладиться сандвичами или легкой закуской, что более всего подходило для жаркого и душного весеннего вечера. На Мэттью был бледно-голубой хлопковый пиджак, более темные легкие брюки и белая рубашка, раскрытая у ворота. На Марии были ярко-зеленая мини, соответствующие ей кожаные сандалии на высоком каблуке и дерзко расстегнутая белая шелковая блузка. Мэттью не забыл, что у нее не было волос под этими рыжими кудрями, каскадами падающими на ее плечи.

Они заказали выпить и сели, разглядывая движущиеся огоньки суденышек на воде, пересекающих Залив Калузы в мерцающей тьме. Одно из судов стало подавать сигналы другом. Здесь редко можно было видеть, чтобы один лодочник подавал сигналы другому. Возможно потому, что никто из них не знал азбуки Морзе.

Мария заказала мясо с французским соусом, с сыром и авокадо, а Мэттью, следящий за своим холестерином, морского окуня, жаренного на гриле.

— Итак, чем вы интересуетесь? — спросила она. — Когда вы позвонили, вы сказали…

— Да. На самом деле, две вещи… Во-первых, ограбление.

— Какое ограбление?

— Которое произошло за два дня до того, как ваша мать убила себя.

— Она была убита, — поправила его Мария.

— Через два дня после того, как ваш трейлер ограбили. Вам известно, что было украдено?

— Некоторые ее вещи, некоторые мои. Ничего очень уж ценного.

— На сколько, примерно, по вашему мнению?..

— Не имею представления.

— Хотя бы приблизительно.

— Я действительно не знаю. Моя мать дала перечень полиции и страховой компании. Мои жемчуга стоили пять или шесть тысяч долларов, сапфировое кольцо, которое она подарила мне на день рождения, стоило около восьми тысяч. Но я не знаю, сколько стоили ее драгоценности.

— А как насчет облигаций?

— Я не знаю.

— Как вы думаете, была какая-то связь?

— Вы имеете в виду между ее убийством и ограблением? Не представляю, какая?