Дональд Уэстлейк - Плата за страх

– Закончилось? Они нашли убийцу?

– Донлон застрелился, – ответил я. – Официально признано, что это – самоубийство.

– Да, а как же... А! Вы хотите сказать, что он...

– Они, возможно, не будут придавать дело огласке, – сказал я.

На его лице появилась кислая ухмылочка.

– Конечно не будут. Это же полицейские. Я чуть было не завел речь в защиту полиции, но это было бы глупо, и я воздержался от комментариев.

– Позвони, пожалуйста, Сьюзен Томпсон, – попросил я, – и скажи, что убийце ее сестры улизнуть не удалось.

– Ясное дело. С Ральфом мне тоже поговорить?

– Ах, Ральф Пэдберри, я о нем забыл. Я думаю, лучше всего это сделать Эйбу Селкину. Он, рассмеявшись, сказал:

– Вы мне нравитесь, мистер Тобин, вы никогда не теряете способности рассуждать здраво.

– Если бы я еще не терял способности оставаться сухим, – произнес я, вытирая лоб подолом рубашки и заправляя ее обратно в брюки.

Когда мы двигались, было еще ничего, но, когда ждали у светофора – просто ужасно. Когда мы притормозили, прежде чем нырнуть в тоннель, Халмер спросил:

– Что вы теперь собираетесь делать, мистер Тобин?

– Принять холодный душ, – ответил я, хотя знал, что он меня не об этом спрашивает.

К счастью, он тоже знал, что я знаю, и не повторил своего вопроса, так что пока мы не выехали из тоннеля в Куинс, то наше молчание перемежалось промежутками светской беседы.

Когда мы подъехали к дому, я сказал:

– Приятно было с тобой познакомиться, Халмер. Спасибо, что подбросил.

– Мне тоже было приятно, мистер Тобин, – ответил он. – Если мне теперь понадобится полицейский, я буду иметь дело только с вами.

– Прекрасно. До свиданья, Халмер.

– Пока, мистер Тобин.

В дверях меня встретила Кейт с чашкой чаю со льдом.

– Ты хорошо выспался? – спросила она.

– Великолепно, – ответил я.

Жара продолжалась еще две недели. Я в течение этого времени изредка принимался за работу, в основном рано утром или поздно вечером, но вообще-то погода для копания в земле была неподходящая, и большую часть времени я проводил внутри дома, в одной из комнат с кондиционером – гостиной или спальне – либо у телевизора, либо занимаясь чтением книг и набросками плана для стены.

Капитан Дрисколл позвонил мне через два дня после того, как мы распрощались в участке; решение оказалось таким, как я и предвидел, дело Донлона предпочли не предавать огласке. Правда была известна начальству, полицейским, занимающимся расследованием по делу, да тем, кто оказался в нем замешан.

Через день после звонка капитана Дрисколла я получил забавную открытку от Халмера Фасса с приглашением в любое время заглянуть в “Частицу Востока” на бесплатную чашечку кофе – “молоко, сахар, трупный яд – по желанию”, – но на открытку я не ответил и в “Частицу Востока” не заглянул и больше ничего от ее владельцев не слышал.

Я знал, что Кейт захочет узнать, что случилось, хотя и не будет мучить меня расспросами. Постепенно, в ходе нескольких разговоров, я сообщил ей обо всем, чем занимался и что видел, пока меня не было дома. Ее все интересовало, и я осознал, как ей, должно быть, одиноко делить со мной мое уединение, и после этого я вообще какое-то время не мог с ней говорить. Но постепенно напряжение ослабло, и все встало на свои места.

Дома я сначала не находил себе покоя, но все равно никуда не пошел. Ничего, прошло.

В тот день, когда прекратилась жара, разразился ливень, дождь лил повсюду, как из ведра, небо было черно-серым, окружающий мир – черно-зеленым, адом – черно-желтым. Сверкала молния, гремел гром, дул порывистый ветер. Я шагал взад-вперед по дому, как лев в клетке, а Кейт почти весь день провела за кухонным столом с чашкой кофе в руке, глядя в окно.

На следующий день погода выдалась ясная, солнечная, прохладная. Земля была еще слишком сырая, поэтому я просто прошелся по заднему двору, поднял упавшие вешки, натянул между ними проволоку, очистил от грязи сложенные в кучу цементные блоки, проверил, не промокли ли накрытые брезентом материалы. Следующий день, вторник, был таким же ясным, земля просохла, можно было ее копать.

В девять часов я приступил к работе, сосредоточив наконец все свое внимание на стене. В половине первого из черного хода вышла Кейт с озабоченным выражением лица и объявила:

– Митч, пришла Робин Кеннеди. Со своей матерью. Выглянув из канавы, я спросил:

– А теперь чего они хотят?

– Робин сегодня выписали из больницы, – ответила она. – Ей давали лекарства, чтобы восстановить память, и теперь она все вспомнила. Они хотят поблагодарить тебя, Митч.