Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом

С другой стороны, сейчас уже половина одиннадцатого, и вечер близится к завершению. И скоро все это кончится, а утром снова взойдет солнце, держу пари на последний доллар, что взойдет. А может, и нет. Ладно, как бы там ни было, но полиция занялась этим делом, которое, наверное, с самого начала следовало бы отдать им под контроль. И если он, Мэтью, разыграл все карты правильно, то сегодня, впервые за долгое время, он хоть выспится по-человечески. И кстати, как могло получиться, что эта дамочка, совсем недавно лежавшая с тобой в постели голая и до слез хохотавшая над дурацким анекдотом об огромном члене, вдруг ни с того ни с сего посылает тебя к чертовой матери?..

Он, разумеется, не знал, что именно в этот момент двое людей, собравшиеся похитить чашу Сократа, пробираются в подвальное помещение, чтоб спрятаться там в чулане. И что чулан этот находится в каких-то двадцати футах от двери, за которой заперт музейный сейф.

Он налил себе еще один бокал вина.

В тесном чуланчике от запаха ее духов было просто нечем дышать.

Вообще-то духи были очень хорошие. Завтра, когда, как ему и положено, взойдет солнце, он, Джек Лоутон, отдаст чашу Панагосу, получит от него причитающиеся два с половиной миллиона долларов за вычетом аванса, и с этого момента может позволить себе скупить все ароматические масла Востока.

Чтобы немного подбодрить его перед решающим моментом, Кэндейс слегка потерлась о него бедром. И платье, и сама она казались такими шелковистыми на ощупь…

Джек едва не забыл, что находится здесь только для того, чтоб выкрасть чашу.

Звали собаку Гельмутт, с двумя «т» на конце, чтоб кто-нибудь, не дай Бог, не подумал, что немцы лишены типично немецкого чувства юмора. Гельмутт — типично фашистская псина породы доберман. Способна разорвать человека на мелкие кусочки, если только ей дадут соответствующую команду. Единственное, что можно было противопоставить этой твари, — так это только пистолет с глушителем, привинченным к стволу.

И Гарри Джергенс, долго не раздумывая, выстрелил из него дважды.

Пст-пст… — словно шепоток пронесся в ночи.

Охранник по имени Эрнст, похоже, искренне изумился, поэтому Гарри снова выстрелил дважды.

Насекомые возились и шуршали в высокой траве…

Единственная причина, по которой Гарри убивал людей, сводилась к тому, что в этом случае они не могли бы выступить свидетелями в суде. А так он против них ничего не имел. Он оттащил оба трупа в кусты и пошел искать второго охранника, которого не защищала даже собака.

— Уходит, — прошептал Хэзлит.

— Мы тоже, — шепнул в ответ Роулз.

Они сидели в четырех или пяти рядах позади Джилл Лоутон и, увидев, что она встала, немедленно поднялись тоже и стали пробираться к проходу между рядами, осыпаемые проклятиями разъяренных зрителей, поскольку именно в этот момент Сильвестр Сталлоне собрался одним махом прихлопнуть сразу штук сорок нехороших парней, причем в довольно комичной последовательности.

Они вылетели в вестибюль и увидели, как за Джилл затворилась дверь в дамскую комнату.

— А-а, так она просто пописать пошла, — сказал Хэзлит.

Ровно посреди калузской бухты Зейну Горману, он же Зейго, вдруг страшно захотелось отлить. Он уже решил было бросить якорь и спуститься вниз, к туалету рядом с каютой, но затем подумал, что слишком много хлопот, расстегнул «молнию» и стал мочиться прямо через борт.

К счастью для него, ветер дул в правильном направлении.

Но это пока.

Мэтью Хоупу захотелось в туалет.

Сьюзен твердила, что сегодня он должен поехать к ней домой, поскольку совершенно очевидно, что эта женщина Демминг уделяет до неприличия много внимания смазливому парню с усиками, сидевшему напротив через стол.

Мэтью подлил Сьюзен вина.

— Ну, что скажешь? — спросила она.

— Вечер еще только начался, — туманно ответил он и снова наполнил свой бокал.

Второй охранник был стариком лет шестидесяти восьми и перед выходом на пенсию работал бухгалтером в Мичигане, а потом переехал во Флориду. И ему очень скоро надоело тупо слоняться под солнцем весь день и устраиваться на какие-то бессмысленные места на неполный рабочий день. И вот наконец он устроился на работу в музей — тоже на неполный день и столь же бессмысленную. Оливеру Хонгу, — именно так его звали, поскольку он был китайцем — ни разу в жизни не доводилось стрелять в человека, и он смутно представлял себе, что будет делать, если вдруг луч его фонарика выхватит из тьмы на территории музея какого-то непрошеного гостя.