Нэнси Розенберг - Месть

— Ты бы научила меня дисциплине? Но это же глупо, — взорвалась Шейна. — Получается, что я не дисциплинированна. Что ты хочешь сказать? Что я несовершеннолетняя преступница? — Она потупила голову, разглядывая носки своих теннисных туфель. Когда она подняла на мать дрожащие голубые глаза, в них было выражение неизбывной грусти. — Я очень нужна папе и не могу его оставить. Почему ты ушла от него?

— А может быть, Шейна, ты и мне очень нужна? Ты никогда не думала об этом? — Лили подошла к плите и уменьшила огонь. Она уже жалела о своих последних словах. Девочка и так разрывается между родителями. Так что не стоило тянуть еще сильнее. — Ну ладно, — быстро продолжила Лили, — ты имеешь право знать, что произошло. Правда, не знаю, смогу ли я тебе все это объяснить так, чтобы ты поняла. Мы с твоим папой очень по-разному смотрим на жизнь и слишком разных вещей хотим от жизни. Мне пришлось много работать, чтобы закончить юридический, чтобы сделать что-то стоящее из себя. Мне и сейчас приходится много и Тяжело работать. Я очень хорошо делаю свое дело, Шейна. И не только это важно, дело в том, что я делаю очень нужное и полезное дело.

Лили замолчала и вытерла руки о фартук.

— А у папы не столь важная работа? И все дело именно в этом?

— Не совсем. Мне неважно, насколько ответственна и полезна его работа. Но он должен работать полный день. И он должен был поддерживать меня, чтобы мне не было так тяжело. Мне нужны были его одобрение и моральная помощь. — Она посмотрела на Шейну. — А он решил посеять между тобой и мной рознь, и в этом он не прав. Все то время, что он проводил с тобой, он внушал тебе, что мне нет до вас дела. Я всегда была для вас «плохим парнем». Это я наказывала тебя, мне приходилось делать это, а он всегда был хорошим и рассказывал тебе, что я говорю о тебе всякие нехорошие вещи.

— Папа говорит, что с тех пор ты изменилась.

Лили глубоко вздохнула, опершись на кухонный стол.

— Может быть, может быть, я изменилась. — Она улыбнулась. — Все, хватит об этом на сегодня. Переодевайся и давай есть.

После обеда, побросав тарелки в раковину мойки, они сели рядышком на диван и стали рассматривать фотографии из старого альбома Лили. Большинство снимков относилось к тому времени, когда Лили, чтобы получить деньги на обучение в колледже, подрабатывала фотомоделью.

— Ты здесь такая хорошенькая, — говорила Шейна, близко рассматривая одну из фотографий. — Все говорят, что мы с тобой очень похожи. Почему бы и мне не стать фотомоделью?

— Может, когда-нибудь и станешь. Но сейчас ты еще слишком молода для этого. Ты же понимаешь, каково мне будет, если я буду знать, что ты все время находишься в окружении чужих мужчин. Кроме того, тебе сейчас надо сосредоточиться на своих школьных делах и решить, кем ты хочешь быть. Быть фотомоделью хорошо для подработки. Это не может быть основным заработком.

Захваченная воспоминаниями о прошлом, Лили невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Как раз в то время она познакомилась с Джоном. Как она была тогда молода и испугана. То сексуальное надругательство, которое она перенесла в детстве по вине своего деда, оставило в ее душе тайную рану. Это было нечто темное и стыдное, о чем она никогда не говорила ни одной живой душе.

Наконец Шейна устала сидеть, встала и потянулась всем своим долговязым телом. Пока они болтали, она играла со своими волосами, заплетая их в косу. Но банта не было, и коса рассыпалась. От избытка молодой энергии Шейна затанцевала по комнате, размахивая руками. Она была в том возрасте, когда дитя и женщина уживаются в одном теле. В какие-то моменты она сущий ребенок, действия которого совершенно неосознанны, в следующий момент уже самая настоящая женщина, с обдуманными жеманными жестами, заимствованными у кинозвезд, — распущенные волосы и походка, раскачивая стройные бедра.

— А сейчас я хочу позвонить папе, — сказала она.

От досады у Лили даже рот слегка приоткрылся.

Шейна, оглянувшись, посмотрела на мать и одарила ее осветившей все вокруг улыбкой.

— Комната очень мила, мамочка. Конечно, это не то, что дома, но очень мила. А можно поставить сюда телевизор?

— Нет, — огрызнулась Лили, но в следующий момент она уже улыбалась. — Ты трудный случай, Шейна. Трудный, но неповторимый.

Он был свободен.

В кармане у него лежали двадцать долларов, и он сразу направился в магазин самообслуживания напротив тюрьмы. Взяв шесть банок пива и два хот-дога за семьдесят пять центов, он встал в очередь в кассу и тут увидел ее.