Нэнси Розенберг - Месть

— А ты, Бенни? Что ты взял для себя из этих даров?

— Курево. Табак. Курево и все, на хрен. Иногда я пью водяру, а они не пьют. Только хвалятся, что пьют. Они курили кокаин. А я не курю это говно. К нему привыкаешь, брат. — Он наклонился к Каннингхэму, упираясь ладонями в стол, словно хотел сообщить какую-то страшную тайну. — Я видел парней, готовых убить родную мать за это говно.

Каннингхэм потер глаза и посмотрел на часы. После этого ему надо было еще зайти в управление, какой же это был тяжелый и нудный день. Он позвонил и сказал вошедшему охраннику, чтобы тот принес им две чашки кофе.

— Что здесь, по-вашему, круглосуточная кофейня? — раздраженно спросил охранник.

Пока они ждали кофе, Каннингхэм перезарядил диктофон.

Когда принесли кофе, Бенни снова начал давать показания.

— Мы подъезжали к школе и Мэнни с Бобби сказали нам, чтобы мы вышли. Я видел, как Мэнни положил в карман куртки пистолет, но это ничего не значило, Мэнни вообще не расставался с пистолетом. Но они-то знали, куда идти, потому что привели нас аккурат в то место, где они трахались.

— Кто трахался? — спросил Каннингхэм.

— Ну ты же понимаешь, брат. Кармен со своим белым парнем. Наверное, они выследили их, когда те пошли на трибуны. Бобби и Мэнни схватили парня и вырубили его. Потом Бобби и говорит Наварро, чтоб тот ее трахнул, а он посмотрит. Она не кричала, ничего. Была очень напугана. Она просто лежала и все. Она даже сама сняла штаны, когда Бобби ей сказал. Когда Наварро кончил, Бобби сказал мне, чтобы и я ее трахнул. Он сказал, что она любит это дело, назвал ее долбаной сучкой. Он достал свой член и играл им, пока смотрел. Ну, я ее и трахнул. Мне даже показалось, что ей это понравилось, она совсем не сопротивлялась.

Бенни остановился, отпил кофе и по лицу его пробежало облегчение. Он как-то опустился, сидя на стуле, вытянув под стол свои короткие ноги. Каннингхэм велел ему продолжать.

— После этого я пошел за трибуны отлить. Я отошел всего на минутку, но слышал все, что там происходило. А потом увидел, что у парня разбита голова, а Бобби, весь в крови, взял здоровый камень и начал бить парня по голове. Кармен стала кричать, и тут все как будто спятили. Бобби орал, что все это произошло только по ее вине, берет этот хренов сучок, который он нашел под скамейкой, и сует его ей… О Боже…

Бенни замолчал, глаза его смотрели куда-то поверх головы Каннингхэма, словно на стене висел большой телевизионный экран, на котором для Бенни снова показывали ужасную сцену, происшедшую той ночью. Ньевес сидел молча, словно загипнотизированный.

— Бенни, что произошло дальше, — настаивал Каннингхэм, понизив голос, словно боясь, что Бенни передумает рассказывать.

— Из нее потекла кровь, и глаза у нее стали никакие. Глаза открыты, но она точно ничего уже не видела. Я думал, что она умерла. Она не двигалась, а глаза были открыты, кровь из нее так и лилась. Мэнни начал в нее стрелять, она выглядела ужасно, а он подпрыгивает и стреляет. Потом Бобби отобрал у него пистолет и начал сам стрелять и смеяться и кричать: смотрите, какие сиськи, и стал стрелять по сиськам, потом он подтащил к ней Наварро и заставил его тоже стрелять ей по сиськам, потом Вальдеса. В это время я бросился бежать, а они тоже побежали, испугались, что на выстрелы приедут копы.

— Это как раз в это время вы пробежали мимо школьной учительницы, которая была на стоянке? — спросил Каннингхэм.

— Да. Я пробежал мимо кого-то — но не понял, кто это был, — я бежал быстро, не оглядываясь, а оглянулся только тогда, когда мы все добежали до машин. Потом они побежали к своей машине, сели в нее и уехали, а мы уехали на своей.

— Зачем Наварро остановился и подобрал тех ребят на улице?

— Потому что они тут ни при чем, брат. Это просто два пай-мальчика, и они сказали, что те парни подтвердят, что мы были с ними и это будет алиби и никто ничего не узнает. Их бы никогда не остановили, брат, если бы у Наварро на машине был нормальный номер.

Каннингхэм выключил диктофон.

— Да, жизнь иногда оказывается настоящей сукой, — проговорил он, встал и потянулся. — Ты сделал это, Бенни. Ты уже на пути к своему искуплению, мой мальчик.

— Сколько мне дадут?

— Я же сказал тебе, что не могу ничего обещать. На судью и жюри произведет благоприятное впечатление твой поступок, это тебе сильно зачтется. Но самое лучшее в этом, Бенни, то, что теперь тебя никогда не будут преследовать сны об аде. Я не Господь Бог, но думаю, что ты заслужил освобождение, если не от тюрьмы, то от ада точно. А ведь ад — это навечно.