Нэнси Розенберг - Месть

— Я понимаю твои чувства и знаю, как вы близки с Шейной. Можешь быть уверен, что я каждый вечер буду вовремя приходить домой. Самостоятельно мне надо закончить только одно дело. Потом я стану осуществлять лишь общее руководство. То, что я не успею сделать на работе, буду доделывать дома. — Она оперлась о кухонный стол и внимательным, изучающим взглядом посмотрела ему в лицо. Брови его оставались нахмуренными, губы плотно сжатыми.

— Ты пытаешься использовать изнасилование и то, что Шейна теперь отождествляет себя с тобой, для того, чтобы украсть ее у меня.

— Ты сильно ошибаешься, Джон. И дело не только в этом. Ты несправедлив по отношению к собственной дочери. Ты не потеряешь ее. Она любит тебя и будет проводить с тобой не меньше времени, чем со мной.

Лили замолчала и выжидательно посмотрела на него.

Он провел рукой по волосам и посмотрел Лили в глаза.

— Полагаю, что если так хочет Шейна и если это поможет ей забыть то, что произошло, то…

— О, Джон, — воскликнула Лили, протянув руку, чтобы коснуться его плеча, но спохватилась и прикрыла рот рукой. Она почувствовала неимоверное облегчение, ее затопила волна нежности, ей на какой-то момент захотелось прижаться к нему, сказать ему спасибо, сказать, что, может быть, они смогут снова полюбить друг друга.

— Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу, чтобы мы по-прежнему были близки, хотя бы как друзья и родители. — Она видела, что его глаза полны слез, ей и самой стоило большого труда не расплакаться. — Если мы будем и дальше жить тут вместе, как сейчас, то в конце концов по-настоящему возненавидим друг друга. Я не хочу этого.

Он протянул руку и приложил к ее губам кончики пальцев, может, так он показал, что хочет ее поцеловать. Потом он встал и вышел из дома, не сказав больше ни слова.

Лили не спалось. В три часа ночи она пошла на кухню и нашла там бутылку вина. Может, хоть это поможет ей уснуть? В темноте на диване лежал Джон и курил.

— Я не буду возражать, если ты станешь спать в кровати. Я не могу уснуть, — проговорила она, подчиняясь какому-то импульсу.

— Я думаю, что тебе придется привыкать ко всему этому. Правильно? — спросил он тихим голосом. — Мне тоже придется привыкать.

Вернувшись в спальню, Лили приложила горлышко бутылки к губам и сделала большой глоток. Вытерев губы тыльной стороной ладони, она внимательно оглядела темные углы комнаты. Единственный свидетель мертв. Оба братца мертвы. Завтра она лицом к лицу встретится с Каннингхэмом. Завтра, подумала она с облегчением, либо все начнется, либо все навеки кончится. Как бы то ни было, она приготовилась ко всему. Она и так слишком долго находилась в подвешенном состоянии.

Голый Каннингхэм стоял в ванной на напольных весах и смотрел, как стрелка подрагивает у отметки в 225 фунтов. Он осторожно подвигал ногой и показания весов несколько уменьшились. Тут открылась дверь, и в ванную вошла Шэрон. Спустив трусы, она села на унитаз, одновременно содрав с плеч Каннингхэма мокрое банное полотенце.

— Я старый профи в этих делах, — сказала она при этом.

Оставшись без полотенца и найдя нужное положение ног, Каннингхэм со вздохом облегчения увидел, что стрелка остановилась на отметке 223 фунта. Если он перевалит за двухсотдвадцатипятифунтовый рубеж хотя бы на шесть унций, не миновать ему неприятностей на ближайшей медицинской комиссии.

— Что ты вообще делаешь тут в это время суток? — спросила она, вставая и спуская воду.

В ответ он облапил ее огромными ручищами и оторвал от пола. Со стуком поставив ее на ноги, он хвастливо сказал:

— Леди, у вас появился грандиозный шанс. Сегодня утром я просто необыкновенно хорошо себя чувствую. Давайте пойдем в спаленку, и там я вам кое-что покажу.

— Ну да, — произнесла она вызывающе, — болтаешь ты много, а на деле…

— О, да ты оказывается прожженная потаскушка, леди, ты знаешь об этом?

Он отвернулся к зеркалу и, намылив лицо кремом, начал бриться, а Шэрон отправилась отвозить детей в школу. Ему стало интересно, а возит ли Лили Форрестер в школу свою дочь, и если да, то не едут ли они сейчас туда в ее маленькой красной «хонде»?

Он достал из платяного шкафа свой лучший коричневый пиджак и понюхал его под мышками. Пиджак давно не чистили, и он ощутил слабый, но неприятный запах. Каннингхэм пошел в ванную и взял флакон одеколона, который дети подарили ему на День отца. На этикетке было написано «Хиро» [5] Него — герой (англ.) — Прим. ред. . Одеколон явно для преуспевающих людей, подумал Каннингхэм, брызгая из бутылочки на ткань пиджака, но зато каково название. Название для чемпионов. К тому же у него была целая коллекция «Хиро» — дезодорант, шампунь и жидкость после бритья.