Татьяна Устинова - Близкие люди

– Слышу. – Степан уже знал, что там, в офисе на Большой Дмитровке, что-то случилось, и что он сейчас об этом узнает, и что изменить уже ничего нельзя потому, что это уже случилось, случилось, и деваться ему, Павлу Степанову, некуда.

– У нас ЧП, Павел Андреевич. Вы можете приехать?

– Да, – сказал Степан. – Могу. Минут через пятнадцать приеду. Жертвы и разрушения есть?

Инга Арнольдовна посмотрела на него как на полоумного, а замерший соляным столбиком Иван напрягся еще больше. Степан отвернулся от них.

– Жертв нет, – доложил Сергей Хорошилов, – но вам, наверное, лучше приехать, Павел Андреевич.

– Сейчас буду. – Степан осторожно положил смолкшую трубку в пепельницу и за воротник притянул к себе Ивана. – Ну что ты так пугаешься, дурачина? Просто у меня дела. У меня всегда… дела.

– У тебя неприятности, да, пап? – В глазах у него прыгал страх, и Степан ненавидел себя за то, что его сыну было так страшно.

– У меня все время какие-нибудь неприятности. – Он старался быть как можно более убедительным. – Ничего такого. Я справлюсь. Только ты, пожалуйста, не пугайся так сильно.

Он положил ладонь на золотистую макушку и посмотрел на Ингу Арнольдовну.

– Я должен уехать, – сказал он, хотя это и так было совершенно ясно, – вы сможете с ним побыть еще часок? Если нужно, я заплачу дополнительно, и домой вас отправлю на такси, и за такси тоже заплачу…

Она выслушала всю тираду совершенно хладнокровно.

– Да, – сказала она и повернулась к Степану спиной, чтобы достать с полки чашки, – конечно, мы вполне сможем еще немного побыть вместе с Иваном. Только я считаю, что, прежде чем уехать, вам непременно следует выпить чаю.

Акцент – или не акцент, а какая-то странность речи – неожиданно проступил особенно отчетливо, и Степан подумал, что она, наверное, начинает так говорить, когда злится или чего-нибудь не понимает.

– Я не могу сейчас ничего пить, – пробормотал он. – У меня ЧП на работе.

– Оно ведь все равно уже произошло, – отрезала Инга Арнольдовна и показала глазами на Ивана. – Десять минут вряд ли будут иметь значение. Садитесь, Павел Андреевич.

Она что, совсем ничего не понимает? Сказано же – неприятности на работе! Чаи распивать ему некогда, ведь ему даже неизвестно, что именно там стряслось! Хорошо, если на самом деле трупов нет!

– Пап, садись! – словно очнувшись, заверещал Иван и поволок в сторону тяжелый стул, чтобы отцу было удобнее сесть и не осталось никаких сомнений, стоит или не стоит пить чай. – Садись, пап! Это же очень быстро, пять минут всего. И молока можно налить, чтобы было похолоднее!..

– Вот ваша чашка. Вы в самом деле будете с молоком?

Нет? Так я и думала. Это печенье. Пока Валентина Ивановна убиралась, мы испекли. Иван, давай сыр и ветчину, я думаю, что мы должны предложить твоему отцу бутерброды. Иван, какой джем ты будешь, малиновый или клубничный?

Мягко чмокнул закрывшийся “Электролюкс”. Щелкнула крышка на щегольской немецкой банке с джемом. Звякнула ложечка. Вода полилась в кружку с тем особенным глухим звуком, который может издавать только крутой кипяток.

Запахло свежезаваренным чаем, малиной и булками.

Степан схватился за карман, в котором должны были быть сигареты.

Эти звуки и запахи были из другой жизни. Не из жизни Павла Степанова. Они не могли и не должны были иметь к нему отношения. Они расслабляли. Уничтожали оборону. Их следовало срочно заглушить. Вот… хоть сигаретами.

“Успокойся, – приказал он себе, – она затеяла это вовсе не для того, чтобы поймать тебя на чем-нибудь. Она затеяла это ради твоего сына, которого до дрожи напугал телефон. С ним нужно попить чаю, и он удостоверится, что все не так страшно”.

– Ты не жди меня, ложись спать, – сказал Степан, прихлебывая чай, – Инга Арнольдовна меня дождется, а ты не жди.

– А она до тебя не уедет? Инга Арнольдовна, вы не уедете?

– Я же не оставлю тебя одного в пустой квартире, – ответила она рассудительно, – зачем ты еще кладешь сахар? Вполне достаточно джема.

– Я люблю, когда сладко, – сказал Иван упрямо, и Степан покосился на него из-за своей кружки. Очевидно, эти разговоры велись уже не в первый раз, и в Ивановом тоне звучали знакомые капризные нотки, что означало, что он уже вполне пришел в себя, для того чтобы спорить и отстаивать свои права на сладкий чай.

Да. Прибалтийская крыса вполне знала свое дело. И совершенно очевидно, она знала его лучше, чем идиотка Клара, дай Бог ей здоровья и счастья в личной жизни.