Татьяна Устинова - Близкие люди

– Саш, что ты будешь есть и пить? – спросил Павел Степанов. – Пиво? Утку? Или лапшу?

– Паш, откуда утром семнадцатого числами котловане взялась твоя зажигалка? Да еще такая, на которой только что фамилия твоя не проставлена? Ладно бы ты какую пластмассовую вытряхнул, каких у нас в кабинете по углам сто штук валяется. А эту?..

– Я не знаю, – сказал Степан ровно, – понятия не имею.

– Он понятия не имеет! – раздраженно повторил Чернов. – А кто имеет, Паша? Это тебе не шутки – вещественное доказательство на месте преступления! Наш капитан Никоненко от счастья бы умер, если бы эту зажигалку в котловане нашел.

– Ну и умер бы! Только я все равно не знаю, где, когда и как я ее потерял! А в котловане я в ту ночь не был! Я дома спал.

– Тебя кто-то подставить хочет, Павлик, – сказала Саша осторожно, – как же ты не понимаешь! И машина, и зажигалка. Все одно к одному.

– Я не понимаю, – повторил Степан упрямо, – подставить можно, только если в этом есть какой-то резон. Какой резон в том, чтобы подставить меня? Посадить меня в кутузку, чтобы завладеть моей квартирой? Движимым и недвижимым имуществом? Машиной? Ребенком? И кто станет меня подставлять? Злые люди? Конкуренты, которым самим охота в Сафонове супермаркет построить?!

Ингеборга протянула под столом руку и стиснула джинсовое Степанове колено. Он моментально сжал ее руку горячей медвежьей лапой, вытащил из-под стола и положил на скатерть. Саша с Черновым как по команде уставились на их сцепленные пальцы.

– Но мы ведь так и не узнали, кто платит Гаврилину за митинги протеста, – пробормотал Чернов, глядя на руку шефа, которая держала тоненькие бледненькие аристократичные пальчики учительницы, – может, и вправду конкуренты.

– Ты, Черный, больше на Маринину налегай. Тебе еще не то покажется. Какие, блин, конкуренты? Сицилийская мафия? Неуловимая банда Сеньки Тузика? Ты когда-нибудь от кого-нибудь слыхал про них, кроме как по НТВ?! Или ты думаешь, на наше с тобой теплое место очередь из желающих стоит? Что-то я никого не видал!

– Паша! – осторожно позвала Ингеборга.

– Ты когда последний раз в субботу на работе не был, помнишь? А домой ты когда раньше десяти приезжал? В Большой театр в культпоход ходил когда? В десятом классе? Зато что ни день – то вагоны на станции задерживают., то сваи хреновые заколотили, то окна на Профсоюзной побили, то Муркина укокошили, то Белова пополам переехали, а ты знай себе разгребай! Вот жизнь. “Баунти”, блин! Сплошное райское наслаждение!

– Паш, ты о чем? – спросил Чернов весело. – Куда-то тебя совсем не туда понесло!

– Да никуда меня не понесло! Понесло! Ни у кого нет никакого резона подводить меня под монастырь. Я никому не нужен. Я не Березовский с Гусинским, главная развлекуха державы!

– Значит, – вдруг твердо сказала Ингеборга, и все опять на нее посмотрели, – дело в чем-то другом. Ты просто не хочешь признать факты. Это очень понятно, потому что они тебе не нравятся. Но тебе придется их признать и сделать из них какие-то выводы. У тебя нет другого выхода, Паша. – И она ободряюще улыбнулась.

Почему-то ее речь произвела на всю компанию большое впечатление. Они смотрели на нее и молчали.

Может, она сказала какую-то глупость? Или позволила себе лишнее? Или все дело в том, что они “свои”, а она “чужая”?

– Инга Арнольдовна, а вы мне покажете, как нужно есть палочками? – вмешался Иван. – И мне правда можно снять кроссовки?

– Кроссовки нужно снять обязательно, – ровно сказала Ингеборга. Ей было очень неловко, – и есть палочками я тебя научу. В этом нет ничего сложного.

– Значит, – Степан опять подцепил ее руку. Ему хотелось подержать ее за руку так, чтобы все это видели, – что мы имеем? Мертвого Муркина, который шантажировал Сашку и кого-то еще, о ком знал Петрович и собирался мне рассказать.

Петровича, который умер предположительно от сердечного приступа, так ничего и не рассказав. Зато из его сообщения явствует, что Леонид Гаврилин тоже каким-то боком нас касается. Вроде он совсем ни при чем, а оказывается, при чем.

Сашка была в ночь на семнадцатое в Сафонове и видела мою машину. Утром семнадцатого Черный подобрал в котловане мою зажигалку, про которую вспомнил только сейчас. Из всего этого следует, что Муркин шантажировал меня, и я его убил.

Правильно?

– А тот, второй зам? – спросила Ингеборга, напряженно ловившая каждое слово. – Ну, которого сбила машина. Или имеется в виду, что его тоже сбил ты?

– Нет, – сказал Степан мрачно и вытащил пальцы из кулачка Ингеборги, – его сбил не я. Его пыталась убить его собственная жена, которая застукала, что он ездит к любовнице. Это менты сказали. Она к ним сама пришла.