Татьяна Устинова - Близкие люди

Почему-то эти “идеальные отношения” его взбесили.

– Какие еще идеальные отношения? – спросил он злобно. – Я не бог Аполлон, со мной не может быть никаких идеальных отношений! Валь, брось ты выдумывать, в конце-то концов! Или что там? Мамаша ругается? Ну скажи ей, что я квартиру и барахло с собой не заберу, будете жить как жили.

И не звони ты мне больше, особенно на работу!

Он швырнул трубку и полез в карман проверить, выключен ли мобильный. Мобильный он не включал со дня смерти Петровича.

– Я в офис не вернусь, – сказал он секретарше, проходя через приемную. Потом подумал и добавил, зная, что все равно через несколько дней сотрудники все узнают:

– Если будет звонить жена, больше не соединяйте, хорошо?

– Хорошо, – пробормотала удивленная секретарша, – не буду.

И Чернов своими глазами увидел, что значит выражение “загорелись глаза”. У секретарши они загорелись, как у кошки, попавшей ночью под свет автомобильных фар. Из них даже выражение исчезло, остался один боевой огонь искреннего и неподдельного любопытства, готового смести все препоны на пути к заветной цели получения необходимой информации.

Ну и ладно. Пошли они все на фиг! Ему нет до них никакого дела. Почему-то в “них” он объединил и жену, и секретаршу, приготовившись держать круговую оборону.

Ему нужно добраться до Саши и все у нее выяснить. Пока не поздно.

Он знал, где она живет, несколько раз подвозил ее до дома. но в квартире у нее никогда не был, поэтому обшарпанные стены подъезда, извозюканные углем и еще какой-то дрянью. надписи “Цой жив” и “Митяй – казел”, иностранные буквы. которые силились изобразить какое-то слово, но автор, судя по всему, не знал, как сложить их в слова, стойкий запах помойки и давних “бычков” произвели на Чернова странное и сильное впечатление.

Он сто лет не был в таких подъездах и как-то даже забыл, какие они бывают.

Он хорошо зарабатывал – и уже довольно давно. Окружающий его мир был совсем иным, и он так привык к нему, что в какой-то момент перестал придавать ему значение.

Он жил в спокойном и тихом центре, у него была дорогая и надежная машина, в подъезде лежал ковер и стояли фикусы в кадках, соседи, не обремененные соседскими дрязгами на почве лопнувших труб и протекших батарей, были милы и приветливы, бессмертие Виктора Цоя в их доме, похоже, никого не волновало…

Когда пришел лифт, Чернов сначала опасливо и брезгливо заглянул внутрь – ничего хорошего внутри лифта не было – и только потом зашел. Пальцем посчитал кнопки, потому что никаких опознавательных знаков на них не было, нажал нужную, или ему показалось, что это нужная, лифт припадочно затрясся и повез его к Саше.

Во всем этом она живет.

Каждое утро она входит в этот гребаный трясущийся лифт, и смотрит на загаженные стены, и дышит запахом мочи и помойки, и достает свои газеты из ящика, покосившегося так, как будто на нем кто-то специально долго висел, а вечером возвращается обратно, и это, наверное, еще хуже, потому что вечером горит тусклое электричество или не горит вовсе, и от этого только страшнее.

Вадим Чернов знал за собой эту черту – желание защищать сирых и слабых. Его жена Валя десять лет виртуозно ею пользовалась. Он знал, что это ужасно глупо, но прямо тут, в лифте, решил совершенно твердо, что Сашу отсюда заберет.

Куда?.. Зачем?.. И с чего вообще он взял, что она согласится не то что куда-то с ним ехать, но даже разговаривать?!

Почему она должна что-то ему объяснять, в чем-то разубеждать, делить с ним какие-то немыслимые фантазии?!

Лифт дернулся в последний раз и затих. Оставалось надеяться, что трупное окоченение постигло его на нужном Чернову этаже.

Он шагнул на площадку – здесь было почище, чем внизу, очевидно, в силу удаленности от входной двери, и стал по часовой стрелке считать номера квартир. По его подсчетам выходило, что ему нужна крайняя дверь справа.

Он некоторое время постоял перед черной дерматиновой дверью, стараясь справиться с волнением. Оказывается, он очень волновался. Даже не просто волновался, а весь, от горла до ботинок, как будто завязался в узел от страха.

А, черт побери!.. Будь что будет!

Он вытер о джинсы мокрые руки и решительно позвонил Дерматиновая дверь открылась, и за дверью оказался молодой мужик в майке и тренировочных штанах, вытянутых на коленях, – вид исключительно домашний и даже некоторым образом умиротворенный. Чернов от изумления отступил на шаг.

– Вам чего? – спросил мужик с дружелюбным любопытством. – Вам кого надо?