Пер Вале - Человек, который испарился (= Швед, который исчез)

Мартин Бек не ответил. Вместо этого он показал на подшивку документов, которые Стенстрём положил ему на стол, и сказал:

- Что это?

- Протоколы допросов. Из округа Сундбюберг.

- Отнеси их обратно. Я с завтрашнего дня в отпуске. Отдай Колльбергу. Отдай кому хочешь.

Мартин Бек убрал фотографию и поднялся этажом выше. Он открыл дверь и оказался у Колльберга и Меландера.

Здесь было намного жарче, чем у него в кабинете, поскольку окна у них были закрыты и шторы задернуты. Колльберг и подозреваемый молча сидели за столом друг против друга. Долговязый Меландер стоял у окна с трубкой в зубах, скрестив руки на груди. Он внимательно смотрел на подозреваемого. На стуле у двери сидел полицейский в форменных брюках и светло-синей рубашке. Фуражка покачивалась у него на правом колене. Никто ничего не говорил, и единственным звуком было шуршание магнитофонной ленты. Мартин Бек встал сбоку за спиной у Колльберга и присоединился к общему молчанию. Они слышали, как в окно снаружи бьется оса. Колльберг был без пиджака и с расстегнутым воротничком, но, несмотря на это, рубашка у него между лопатками совершенно промокла. Влажное пятно постепенно меняло форму, сползая широкой полосой вниз по позвоночнику.

Мужчина по другую сторону стола был маленький и уже начал лысеть. Одет небрежно, пальцы, сжимавшие поручни кресла, неухоженные, с грязными обломанными ногтями. Исхудавшее, нездоровое лицо, казалось, выражало готовность просить прощения по любому поводу. Подбородок у него дрожал, глаза бегали. Мужчина начал всхлипывать, по его щекам скатились две слезинки.

- Ага, - строго сказал Колльберг, - ты так молотил его по голове бутылкой, что она разбилась у тебя в руке.

Мужчина кивнул.

- А потом, когда он уже лежал на полу, колотил по нему стулом. Сколько раз ты его ударил?

- Не знаю. Не много. Не много, но сильно.

- Вот именно. А потом повалил на него буфет и ушел. А что в это время делал третий из вашей компании - Рагнар Ларссон? Он не пытался как-то вмешаться, я имею в виду, воспрепятствовать тебе в этом?

- Нет, он ничего не делал. Ни во что не вмешивался.

- Не начинай снова лгать.

- Он спал. Он был пьян.

- Пожалуйста, говори чуточку громче.

- Он лежал на постели и спал. Он ничего не видел.

- Несомненно, пока не проснулся, а потом взял и пошел в полицию. Так мы узнали об этом. Однако кое-что мне непонятно до сих пор. Почему вы подрались? Вы ведь никогда в жизни не видели друг друга до тех пор, пока не встретились в том притоне. Разве не так?

- Он сказал, что я тупой фашист.

- Это слышит любой полицейский несколько раз в неделю. Меня уже сотни людей называли фашистом, гестаповцем и еще гораздо хуже, однако я из-за этого никого не убил.

- Он сидел напротив меня и все время повторял, что я тупой фашист, тупой фашист, тьфу. Он вообще больше ничего не говорил. А потом он начал петь.

- Петь?

- Да, чтобы поиздеваться и разозлить меня. Песни про Гитлера.

- Ага. А ты дал ему для этого какой-то повод?

- Я сказал, что моя мама была немка. Но это было до того.

- До того как вы начали пить?

- Да... Я сказал лишь, что не имеет значения, кто у человека мама.

- И когда он хотел пойти в кухню, ты схватил бутылку и ударил его сзади по голове?

- Да...

- Он упал?

- Как подкошенный. У него потекла кровь. И я сказал: ты нацистская свинья, я сейчас покажу тебе.

- И ты продолжил избивать его?

- Я... я испугался. Он был сильнее меня и... Вы не понимаете... все словно кружится вокруг, все видится в красном цвете... Я вообще не соображал, что, собственно, делаю.

У него затряслись плечи.

- Пока достаточно, - сказал Колльберг и выключил магнитофон. Покормите его и спросите у доктора, можно ли дать ему какое-нибудь снотворное.

Полицейский у двери медленно встал, надел фуражку, взял убийцу за руку и вывел из кабинета.

- Ну, пока. Увидимся завтра, - рассеянно бросил Колльберг.

И так же механически записал на листе бумаги, лежащем перед ним: признание сопровождалось плачем.

- Приятный молодой человек, - сказал он.

- Пять раз осужден за преступления, связанные с насилием, - сухо произнес Меландер. - И каждый раз упорно все отрицал. Я очень хорошо его помню.

- Ты настоящая живая картотека, - заметил Колльберг.

Он тяжело встал и устремил взгляд на Мартина Бека.

- Что ты здесь, собственно, делаешь? - спросил он. - Собирайся и уезжай в отпуск, а заботы о преступности в нижних слоях общества переложи на нас. Куда ты, собственно, намерен поехать? На острова?