Элиз Тайтл - Ромео

Сара лежала на спине на правой половине постели, скрестив руки на груди, не двигаясь. Как в гробу. Поза была, мягко говоря, устрашающей. И все же она не смела шевельнуться. Ее охватило смущение. Сама пригласила Аллегро в постель, и вот теперь, когда он лежит рядом, она поняла, что затащила с собой и все прежние страхи. Ощущение дискомфорта усугублялось тем, что она была совершенно голой. Поддавшись первому порыву, она, войдя в спальню, скинула сорочку. И тотчас пожалела об этом.

— Сара?

Может, ей притвориться спящей? Избавить себя от дальнейшего унижения?

— Извини, Джон. — Она так безумно хотела отдаться ему — да и до сих пор это желание не оставило ее, — но никак не могла решиться на это.

Он лег на бок, подпер голову рукой и теперь смотрел прямо на нее.

— Может, мне лучше перейти в другую комнату?

Она повернула голову. Хотя в спальне было темно, фары проносившихся за окном машин на мгновение выхватывали из темноты его лицо. Сосредоточенное. Усталое. Печать меланхолии, душевных мук и горечи лежала на нем. Но именно это лицо так покорило ее сердце. И сейчас она чувствовала, как бьется оно в томительном ожидании.

Она подождала, пока проедет машина, и, когда их лица снова погрузились в темноту, спросила:

— Что ты все-таки во мне нашел?

— Все то, что тебе самой не видно.

Она положила руку на его голую грудь. Он был без майки, но еще в брюках.

— И плохое, и хорошее?

— Зависит от того, что ты понимаешь под плохим.

— Я не задумываюсь над этим. Просто стараюсь абстрагироваться от плохого.

— Удается?

— Да. Это своего рода искусство.

— Чушь собачья.

Она убрала руку.

— Ты прав. Это попытка самозащиты. Спроси у Фельдмана. Он тебе объяснит. А может, уже объяснил.

— Забудь про Фельдмана.

— Не могу. Он и сейчас рядом, в этой постели. Тень моей тени.

— Я люблю тебя, Сара.

Она смущенно рассмеялась его в высшей степени неожиданному признанию.

— Когда же это случилось? — Даже задавая вопрос, она мысленно отрицала искренность его заявления. Как часто повторял он эту избитую фразу с одной лишь целью — уложить женщину в постель?

Аллегро перевернулся на спину.

— Точное время? — Легкая улыбка тронула его губы. — Когда ты всего меня облевала.

— Ну, это уж дудки. А может, ты просто не такой, как все? Во всяком случае, ответ твой меня разочаровал. — Можно подумать, любой другой устроил бы.

— Не на все вопросы можно ответить однозначно, Сара.

— А как же в таком случае?

Он долго молчал. Поначалу она подумала, что он никак не может выкарабкаться из ямы, которую сам себе вырыл. Потом, минуты через две, поняла, что он вообще не намерен отвечать.

И тогда он заговорил.

— Однажды я остался дома со своим ребенком. Он умер семь лет назад. Ведь я никогда не говорил тебе о ребенке?

Она покачала головой. Действительно, не говорил. За него это сделал Вагнер.

— Дэнни болел. Болел уже две недели. Доктор поставил диагноз: бронхит. И сказал, что скоро дело пойдет на поправку. Только Дэнни не становилось лучше. Грейс была вконец измотана. И уговорила меня взять выходной, потому что боялась за Дэнни. Она всегда очень переживала за него.

— И вы остались с ним дома?

Он кивнул головой.

— Я предложил Грейс пойти прогуляться. Послал ее в магазин за чем-то, уже не помню. Потому что своей нервозностью она сводила с ума и меня, и малыша. Я был на кухне, готовил сыну суп на ленч, когда вдруг услышал, что он зовет меня. Я побежал к нему в комнату. Он свесился с кровати, его страшно рвало. Я бросился к нему, поднял ему голову. И все это время, пока его рвало прямо на меня, я думал лишь о том, что я очень его люблю. Люблю до боли.

Сара различила боль в его голосе. Она чувствовала ее. Его боль. Свою боль. Она, словно связующая нить, протянулась между ними.

— Потом пришла Грейс. Дэнни быстро уснул, а я сидел возле него, гладил его лобик. И плакал. Даже не сознавая этого. Грейс тогда сказала: «Никогда не видела тебя плачущим, Джон». И она была права.

Он медленно повернулся к Саре. Даже в темноте она чувствовала на себе его взгляд.

— Сегодня, когда тебя рвало и я ухаживал за тобой, я отчетливо вспомнил тот день, проведенный с Дэнни. И чуть не заплакал. Я подумал про себя: «Я люблю эту женщину. Люблю до боли».