Валерия Леман - Проклятие Стравинского

Соня нервно взмахнула рукой.

– Все равно! Глупо было отправляться гулять по набережной – в конце концов у нас же с тобой есть неудачный опыт подобных променадов! Надо было сразу пилить домой и отправляться на боковую после трудового дня. Тогда труп нашел бы кто-нибудь другой, и сейчас вся эта орава журналистов не обвиняла бы нас во всех смертных грехах. А комиссар…

– А что комиссар? – пожал я плечами. – Надо признать, что как раз комиссар вел себя по-джентльменски корректно: предложил кофе и первым делом извинился, перед тем как сообщить, что наша роль во всем этом деле в его глазах выглядит достаточно подозрительно…

– И тут же начал допрашивать, не были ли мы год назад в Монтре, не слышали ли чего о том деле доктора Плиса и не попал ли нам в руки каким-либо образом его зловещий препарат?

– А что ему еще оставалось делать? Подумай сама. Но главное во всем этом – мы с тобой совершенно невинны, и на руках следствия нет ни единой улики против нас. Кстати, ты ведь помнишь, что комиссар любезно сообщил нам: на этот раз они без труда обнаружили использованный шприц – правда, он совершенно чист и сух, а также без единого отпечатка пальчиков. В любом случае, моя дорогая, мы с тобой во всем этом деле абсолютно ни при чем!

– Формально – ни при чем, – все еще дуясь, проговорила Соня. – А вся общественность отныне будет тыкать в нас пальцами и говорить друг другу свистящим шепотом: «Смотри, это и есть те самые русские убийцы, жуткие казаки из дикой России». Нам с тобой только и остается для соблюдения имиджа приобрести шапку-ушанку и казачью шашку.

Представив себя в подобном уборе, я не выдержал, от души расхохотавшись. Тут и Соня наконец-то улыбнулась.

– Смейся, смейся… Надеюсь, Мари поверит нам на слово, что мы – не хладнокровные убийцы, вкалывающие дозу всем талантливым танцорам, и не откажет нам от дома… Боюсь, отныне и в отелях нам с тобой тоже будет сложновато снять номер даже за баснословную сумму.

– В таком случае будем ночевать на скамейке под звездами, как некогда советовали бедняге Савелию…

Так, болтая без перерывов, мы дошли до дома Мари и вошли, тут же столкнувшись с бледным, как смерть, Паскалем. Все его лицо было залито слезами, а он, не замечая их, пару минут смотрел на нас, словно пытаясь сообразить, кто мы и как сюда попали. Наконец-то придя в себя, парень неопределенно взмахнул рукой и одновременно громко всхлипнул.

– Это ужасно! Вы слышали? Еще одно убийство. Но на этот раз погиб не совсем посторонний мне человек. Алекс – он… Он воспитанник, почти что сын Марселя Брюно – моего друга детства, который, к сожалению, сам не смог прибыть на фестиваль… Я никак не могу заставить себя позвонить Марселю, чтобы сообщить… Боже мой! Что происходит? Мир сошел с ума!

Признаться, я слегка замешкался, не зная, какими словами можно успокоить взрослого мужчину, рыдающего, словно дитя малое. Ситуацию спасла Соня: она попросту крепко обняла Паскаля и так, слегка покачиваясь, стояла, похлопывая его по спине, пока бедолага не выплакался. После этого она собственноручно утерла ему слезы и бодро улыбнулась.

– Успокойся, мой дорогой Паскаль, слезами горю не поможешь! Все будет хорошо. Где Мари?

Паскаль шмыгнул носом и тоже попытался улыбнуться.

– Мама легла спать. Сказала, что два убийства за два дня – это уж слишком. Она также выразила надежду, что полиция поймает преступника… Или преступников. Как вы думаете – мы узнаем, кто убил два ярких таланта?

– Безусловно, Паскаль, – тут уж я взял слово. – А сейчас вам лучше отправиться спать. Завтра – воскресенье, третий день балетного конкурса. Успокойтесь и ложитесь спать. Я согласен с Соней: все будет хорошо!

– Все будет хорошо, – повторил он, словно внушая себе эту мысль. – Завтра мы с мамой с утра едем на ферму Жерме за парным мясом.

Паскаль глубоко вздохнул, кивнул, настраиваясь на мирную жизнь, и направился в свою комнату.

– Ты хочешь спать? – спросил я, разворачиваясь к Соне, которая неожиданно зевнула.

– Безумно!

– Тогда отправляемся на боковую, и немедленно!

Мы в два счета поднялись в свою комнату, без лишних хлопот подготовились ко сну и почти молниеносно уснули – очевидно, сказались-таки все переживания этого бесконечного дня.

Новый день начинался так, словно матушка-природа, а с ней на пару и счастливый гений Монтре знать не знали и не желали знать ничего об ужасных убийствах. Ласковое весеннее солнце обнимало весь город, его дома и улицы, деревья нежно шелестели юной зеленью, а птицы пропевали радостные хоралы новому дню.