Валерия Леман - Проклятие Стравинского

Между тем складные кресла импровизированного зала под открытым небом пустели – народ кинулся к сцене приветствовать гения. Все повторялось: как и в день триумфа Савелия, едва Алекс спустился со сцены, как его окружила восторженная толпа. Совершенно незнакомые люди тянули к взмыленному танцору свои руки, обнимали, целовали, протягивали листки для автографа. Ну, а блестящий от пота Алекс улыбался улыбкой усталого и абсолютно счастливого человека, который добился всего, чего желал.

В определенный момент в толпе восторженных лиц вдруг мелькнуло перекошенное лютой ненавистью лицо.

– О, боже мой! – с силой сжала мою руку Соня. – Посмотри! Это мальчишка ле Пе – похоже, он просто умирает от лютой зависти!

Мальчишка ле Пе стоял неподвижно в бушующем море поклонников Мону – пару секунд я видел его белое лицо, после чего он бесследно исчез, а я с облегчением перевел взгляд на Алекса, который только успевал подписывать программки фестиваля. Наблюдая за его мимикой и телом в наряде непонятного грязного цвета, я сообщил Соне свое последнее открытие:

– Послушай, дорогая, а ведь я понял, что наш гениальный Алекс имел в виду, когда говорил тебе о сюрпризе! Посмотри: ведь он – полная копия твоей «Избранницы» – или как там называется главная картина твоей выставки, где на первом плане лежит мертвое тело девушки?

Соня пару секунд с изумлением смотрела на меня, а потом неожиданно радостно рассмеялась.

– Бог мой, дорогой Ален, а ведь ты прав! И как я сама не поняла? Те же прическа, платье, те же ломаные линии тела…

Она вдруг мимолетно нахмурилась, замерла и тут же развернулась ко мне, лукаво грозя пальцем:

– Послушай, так, выходит, ты видел мои картины! Значит, все-таки заходил на выставку?! Вот это – настоящий сюрприз для меня! Мой Ален втихаря познакомился с моими работами. Браво!

И она заключила меня в свои пылкие и страстные объятия. Сами понимаете, я не стал уточнять, что на выставку так и не рискнул зайти, лишь по случаю бросив взгляд на одно-единственное полотно. В сущности, я ничего и не смог бы сказать, даже если бы искренне того желал – синеглазая Соня меня горячо целовала, а я не желал прерывать этот древний и священный обряд.

Чудесная ночь Монтре продолжалась. Мы с Соней, болтая ни о чем и обо всем сразу, дошли почти до конца набережной, развернулись и вновь двинулись по направлению к балетному помосту, где к тому времени звучали, доносясь до нас и сменяя друг друга, великие классические произведения, под дивные мелодии которых очередные участники исполняли свои партии.

Признаться, все это нас уже нисколько не интересовало: после потрясения от выступления Алекса Мону мы вдруг ощутили великую любовь друг к другу и ко всему миру, а потому бесконечно брели, плыли, летели вдоль освещенной фонарями и звездами набережной, ощущая немыслимое счастье просто от того, что рядом счастливо бьется самое родное сердце.

– Чудесный городок Монтре, – говорила дивным голоском Соня, тепло сжимая мою руку. – Кто бы знал, что я смогу ощущать себя счастливой просто так – потому что живу, потому что иду под руку с моим парнем! Еще вчера я была уверена, что счастье – хитроумное блюдо из бесконечного числа составляющих: творческий успех, кругленький счет в банке, отменное здоровье, красота… Не хватает хотя бы одного – и нет счастья.

Она вздыхала, утопала и таяла в моих объятиях, блаженно улыбалась, ощутив мои губы где-то в районе собственного темечка, продолжая проговаривать свой бесконечно счастливый монолог.

– Но все гораздо проще. Счастье – это идти рядом с Аленом… Даже нет! Счастье – это просто быть рядом с Аленом… Просто быть! А также счастье – это чудесно подмигивающие с небес звезды, теплые объятия сумерек, тихие вздохи волн спящего озера, ветерок и улыбающаяся Луна – конечно, все это тоже частичка великого счастья мира.

– В таком случае счастье вновь становится у тебя «хитроумным блюдом из многих составляющих»…

– Ну нет! Просто у меня не одно, а много счастий! Счастье идти в обнимку с Аленом, счастье быть в Монтре, счастье звезд и неба, луны и ветерка, фестиваля и музыки, творчества и успеха…

Клянусь, так мы могли бы бродить по набережной туда и обратно до самого утра, лопаясь от счастья и восхищаясь волшебством бытия. Могли бы, если бы ближе к часу ночи, когда со стороны балетного помоста стали доноситься фанфары – сигнал подведения итогов дня, – гениальный Алекс Мону не преподнес бы нам еще один, свой самый последний, поистине убийственный «сюрприз», адресованный лично Соне, которая первой его увидела.