Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Девушки дружно вспоминают фразу об уроке, который они должны были извлечь.

Мария Ханссон обратила внимание на начищенные туфли. Больше никто. Может, потому, что я не спрашивал? Ведь Мария была последней, с кем я говорил?

Что мне это добавило?

Абсолютно ничего.

И что мне делать со всей этой информацией?

Без понятия.

Одно я знал наверняка: ни одна жертва не удостоилась его сексуальных домогательств. Он охотился за женщинами и наказывал их. Но за что?

Это ведь совсем другое дело.

А все странные прически, челки, падающие на глаза, говорят лишь о том, что у преступника большой ассортимент париков и он каждый раз меняет обличье.

Неплохо бы пообщаться с Бодиль Нильссон. О чем? О его сверкающих ботинках, разумеется. Или о мелодии, которую он напевал. Может, она ее вспомнит?

Хотя какая разница о чем. Мне просто захотелось услышать ее голос, ее мягкий сконский выговор. Я вертел в руке мобильник. Если «маленькой коробочке» оказалось под силу соединить меня с Новой Зеландией, до Хелльвикена она достанет.

Между тем муж Бодиль Нильссон сейчас наверняка дома.

Похоже, барбекю для дочери она организовывала без него. Он уезжал в командировку и вернется оттуда благоухающий чужими духами. Бывают такие глупые мужики.

Я забил ее адрес в «Гугл».

Вот дом. Типичная для Хелльвикена новостройка. Белый кирпич, кусты. На почтовом ящике что-то нарисовано. Что именно, я не разглядел, как ни увеличивал изображение. Вероятно, корова на лугу, парусник, шест, украшенный к празднику летнего солнцестояния, или птицы в небе. Что еще рисуют на почтовых ящиках?

Во дворе ни игрушек, ни велосипедов и никакого гриля. Вероятно, на другой стороне дома есть терраса с видом на водоем. Даже по карте определить местонахождение дома оказалось затруднительно. В детстве мне приходилось бывать и в Хелльвикене, и в Шемпинге, и в Юнгхюсене. Но сейчас там все по-другому. Старые крестьянские усадьбы снесли в пятидесятые или перестроили в просторные виллы. Сейчас в Хелльвикене чувствуешь себя как в городке на испанском побережье, с бутиками от модных дизайнеров и многочисленными лавочками, где продаются купальные костюмы, надувные лодки, средства для загара и прочие вещи, необходимые современному человеку для отдыха.

Возле дома появился мужчина, вероятно Петер Нильссон собственной персоной. Гугл-камера поймала его в фас. Плоская кепка, очки с толстыми темными дужками и щетина на подбородке, какая бывает у мужчин в шведских рекламных роликах, по крайней мере в Мальмё.

А может, это всего лишь сосед? Не важно.

Я уже ненавидел его всеми фибрами души.

Андерслёв, август

Он сидел на скамейке в нескольких метрах от могилы матери, под большим деревом – прятался от проливного дождя.

Вдыхал теплый, влажный воздух.

Он поставил на могилу букет летних цветов в вазе, на их лепестках блестели крупные капли.

Он не хотел вспоминать о матери, пусть хоть вся могила травой зарастет, ему все равно.

Но нужно поддерживать хотя бы видимость порядка, чтобы не вызывать подозрений.

После того как мать погасила сигарету о головку его члена, у него никогда не было эрекции.

Маленькая полька пыталась. Если ее и пугали его исполосованные шрамами бедра, она не подавала виду. Держалась. Старалась изо всех сил: ласкала, гладила, брала в рот. Один раз даже принесла синие таблетки в пластиковой баночке, она заказала их в Сети. А когда не помогли и они, предложила подать на «Виагру» в суд и стать миллионерами.

К тому времени он уже был миллионером, но она этого не знала.

Он рано начал зарабатывать: стриг и убирал траву, мыл машины, собирал пустые бутылки. Деньги прятал в сарае. Мать всегда боялась крыс, поэтому металлическая баночка надежно хранилась под половицей.

Со временем он оборудовал в сарае комнату и переселился туда насовсем.

И ни разу не увидел ни одной крысы.

Разве что слышал их. Матери он говорил, что в сарае они крупные, как кролики, с толстыми полуметровыми хвостами и глазами, горящими как фонари.

Он так и не понял, куда подевался его отец.

Иногда спрашивал об этом мать. В хорошем настроении она отвечала, что это не его дело. В плохом – ставила любимую пластинку и давала ему розог.

У каждого человека есть мелодия, с которой связаны особенно дорогие воспоминания. Иногда люди даже звонят на радио и заказывают любимые песни. Он тоже собирался позвонить и попросить неприятную ведущую поставить «Living Doll» Клиффа Ричарда, а затем поделиться своими воспоминаниями.