Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

– А теперь я хочу большую чашку свежемолотого кофе и коньяк.

По Мальмё разгуливал маньяк, охотившийся на эмигрантов, – современный вариант «человека с лазером» [19] «Человек с лазером» – Юн Аусониус – известный в Швеции преступник, убивавший в 1990-е гг. эмигрантов. Использовал оружие с лазерным прицелом. , и я увидел в этом подходящую тему для беседы, но Эва не клюнула.

– Мне нечего сказать о нем, даже телевизионщикам, – отрезала она. – Я не настолько глупа, чтобы не понимать, почему они меня выбрали. Но от приглашений в Стокгольм никогда не отказываюсь.

– А как далеко продвинулось расследование дела Томми и Юстины?

Эва вздохнула:

– Мы допросили всех, кто был в отеле. Раз сто вызывали ту, с которой он пил в «Бастарде», и все напрасно. Ничего нового. – Она вылила в рот остатки коньяка. – Но в этом нет ничего удивительного. Далеко не всегда получается докопаться до истины.

– Странно слышать такое от следователя, – заметил я.

– Ты прав, это не для печати.

Мы попросили официанта вызвать такси, и я проводил Эву к выходу. Она куталась в сто одежек, увенчав себя огромной меховой шапкой, которая больше подошла бы русскому солдату времен Зимней войны, а за окном мело вовсю. Таксист, поднимавшийся к нам по Риддарсгатан, с трудом пересек улицу.

Лишь только машина скрылась в клубах снега, я вернулся на место. Нет ничего приятнее, чем сидеть в теплом ресторанном зале, когда за окнами дождь или метель. Из-за маленьких столиков здесь было довольно тесно, а от несмолкающего приглушенного гула становилось еще уютнее.

Я засиделся там до закрытия.

Все равно больше нечем заняться.

И потом, должен же кто-то оставаться в зале до самого конца.

Я обдумывал очередную поездку в Копенгаген. Не то чтобы рассчитывал найти там что-то новое или встретить кого-нибудь, владеющего информацией.

Тогда зачем? В чьих интересах? И что мне делать с полученными сведениями?

Передать Эве? Зачем?

Когда я проснулся на следующее утро, термометр показывал только минус семнадцать.

Весна уже в пути.

Батареи были теплые, но дом старый, дуло изо всех щелей. Я надел теплый свитер, ботинки, обмотался шерстяным шарфом и включил ноутбук.

Мне пришло новое сообщение.

Я не знал отправителя и вряд ли смог бы воспроизвести наизусть сочетание букв в поле «отправитель». Тем не менее я вздрогнул.

Браво,– писал zvxfr. – Эва Монссон великолепна на телеэкране, но она не открыла всей правды.

Часы показывали десять. Письмо поступило на мой адрес в семь сорок пять.

Что же такого утаила от телезрителей Эва Монссон?

Я взял мобильный и набрал ее номер.

Раздался голос автоответчика, – вероятно, Эва Монссон сидела сейчас в самолете, летевшем в Мальмё.

Я отменил вызов.

Что мне ей сказать?

Нужно набраться смелости, чтобы говорить о самом себе.

С чужими тайнами намного проще.

Гётеборг, февраль

Решение пришло в салоне автомобиля. Дождь барабанил по крыше и хлестал в ветровое стекло.

Он ей покажет.

Научит, как нужно себя вести.

Такое не должно остаться безнаказанным.

Мужчина не мог забыть презрения в ее взгляде. Или это было удивление? Нет, презрение. Отвращение.

Он не привык, что женщины так на него смотрят.

И как она с ним разговаривала! Сказала, что раскаивается, что все было ошибкой с самого начала. Но хуже всего – она его жалела. И тем самым ставила себя выше его, смотрела сверху вниз.

Мужчина вышел из машины, достал из багажника сумку и вернулся на место.

Он всегда путешествовал со специальной сумкой, особенно когда сидел за рулем. Он научился быть готовым ко всему. Кто знает, когда представится подходящий случай. Все лежало в идеальном порядке. Достаточно запустить внутрь руку, чтобы вытащить парик, делавший его на несколько лет моложе – во всяком случае, если верить отражению в зеркале заднего вида. Парик был черный, волосы топорщились, если их как следует не пригладить.

Очки?

Он выбрал со стальными дужками.

Нет.

Примерил другие, в толстой черной оправе.

Совсем неплохо.

Мужчина легко менял обличья, у него богатый опыт.

Сейчас он выглядел совершенно другим. Представительным. Собственно говоря, этого было бы достаточно, но он работал и над осанкой, и над походкой. И когда появлялся на улице в парике, с накладными усами и в очках и вдобавок хромал, слегка склонив голову набок, его не узнавали. Тем более люди, с которыми он до этого встречался всего раз. Хотя к нему особенно и не приглядывались. В гостинице он старался лишний раз не маячить у регистрационной стойки. Сохранял инкогнито, и это ему удавалось.