Нина Васина - Правило крысолова

— Как это — к утру? Как это — обмоем? Бабушка, сейчас похоронные бюро полностью готовят любое тело к захоронению: и обрядят, и сделают косметическую обработку, и на кладбище привезут!

— Да, — спокойно кивнула бабушка, что-то внимательно разглядывая у себя ладони. — Сейчас, конечно, не то что раньше. Забальзамируют, накрасят, но это не наш случай. — Она не смотрит мне в лицо, я чувствую неладное, надо бы замолчать, но перспектива перевозки сюда, а тем более обмывания и подготовки к захоронению даже таких хороших людей, как моя тетушка Ханна и ее четвертый муж, пугает меня до тошноты.

— Но, бабушка…

— Это не наш случай, — повышает она голос, — потому что они сделают все… — Тут она поднимает на меня глаза и повышает голос:

— Все! Кроме главного. А главное заключается в том, что моя дочь должна быть захоронена це-ли-ком. Поняла?

Лучше не отвечать, да она и не ждет ответа, быстро уходя к дому. Я совсем забыла о головах в морозилке.

— Если ты не будешь отмывать свою боевую раскраску на лице, то у нас есть еще десять минут для важного разговора! — кричит мне бабушка с терраски, и я понуро волочусь на ее голос.

— Сядь сюда и закрой глаза.

Оглядев бабушку в торжественной шляпке, белом пальто тонкой шерсти, перчатках и длинном шифоновом шарфе, окутывающем ее шею и плечи, я закрываю глаза.

— То, что я скажу, сейчас покажется тебе неважным, но впоследствии, как это обычно бывает с взрослеющими людьми, обязательно всплывет или при необходимости, или как последствие жестокого опыта. Ты подумаешь: “А ведь бабушка мне говорила!” Так вот. Детка, ты не воин.

От неожиданности я открываю глаза.

— Род мой ведет свое начало от лонгобардов, гордиться тут особо нечем, бездарные мужчины-воины погубили себя и весь род. Поэтому впоследствии женщины всегда принимали решения самостоятельно, не особенно полагаясь на силу и ум мужчин. Это главное. После позорного разгрома войска ничтожнейшим Пипином-младшим они поделились, на воинов и на утешительниц — хранительниц очага. Женщины-воины воевали, особо не заботясь о детях, оставляя их обычно женщинам — хранительницам очага. Но судьба всегда устраивала так, хвала ей и проклятие, что в тройке поколения обязательно были две женщины-воина. Я, твоя мать и ты — это тройка. Я — воин.

— А-а-а?..

— А-а-а твоя мать и ты — не воины. Но моя вторая дочь Ханна тоже была воин. Не о нас речь. Ты должна понять, что как хранительница очага ты — бесценна. Именно хранительницы очага сохраняют род. Поэтому ты должна уметь все, что умеет хранительница очага. Родить. Принять роды. Безболезненно убить детей, если все воины погибли и они могут попасть в плен к врагу, но это сейчас не актуально, — бормочет бабушка, загибая пальцы. — Вылечить рану. Ухаживать за больными и после смерти правильно подготовить тело к захоронению. Не так уж много, но это важно. Главное — знать, что ты — не воин, и не предпринимать бессмысленных попыток вести бой. Твоя задача — прятаться, защищаться, любить, плодиться, утешать и любой ценой, хитростью или удачей, но вырастить детей. Если ты начнешь воевать, ты будешь сразу же уничтожена. Определись, скажи сама себе: “Я не воин, я ненавижу войну” — и займись делом настоящих женщин.

— По-похоронами? — шепотом интересуюсь я. — Это дело настоящих женщин?

— И это тоже.

— Бабушка, ты ведь не любишь воевать.

— Ненавижу, но что поделать.

— А моя мать? Если она не воин, значит, она тоже хранительница очага?

— Твоя мать ребенок, застрявший в десятилетнем возрасте. Она так испугалась ранних месячных, что расстроила психику, скрывая свои сексуальные фантазии и приспосабливаясь к играм недозревших девочек. Заигралась и совершенно потерялась. Она нам не помощница. Десятилетняя девочка ведь не сможет обмыть покойника, чтобы это хорошо кончилось для самого покойника и для окружающих. Все. Нам пора.

— А мне кажется, — я бежала за ней, — что я не умею!.. Что я испытываю сильное отвращение, как только подумаю о трупах вообще, какой же от меня толк?

— Твои глаза будут первое время бояться, а руки все сделают.

— А мне кажется, что ты меня убеждаешь в том, чего я не могу!

— А мне кажется, — резко остановилась бабушка, — что от тебя пахнет спиртным, и это очень некстати. Проверим, все ли бумаги на месте. Так, разрешение забрать тела, договор на перевозку, паспорт… Где мой паспорт? Вот он. Деньги. Идем. Хотя вид у тебя, конечно, — бабушка смотрит в мое лицо и качает головой, — как у гейши после запоя.