Рут Ренделл - Наследие греха

Сорвав с себя халат, она топтала его ногами, вздрагивая при каждом соприкосновении с тканью, словно это была живая, осклизлая тварь, а потом бросилась на диван.

…Теперь у тебя нет никакой красивой одежды, тебе нечего показать Тесси. Она всегда так боялась, как бы ты не запачкалась, и вот как-то раз, когда мама сидела в доме с тетей Роуз и тем человеком, которого они называли Роджер, Тесси привела тебя наверх, к тете Рини и дяде Берту, и тетя Рини дала тебе передник, чтобы ты надела его поверх платьица.

Дядя Берт и Роджер. Единственные мужчины, которых ты знала, не считая папы, который вечно болел – «недомогал», как говорила мама. Дядя Берт был большим и грубым, и один раз, когда ты тихонько поднялась к ним наверх по лестнице, ты слышала, как он кричал на тетю Рини, и видела, как он ее ударил. Но с тобой он был всегда добр, называл тебя Лиззи. А вот Роджер тебя никак не называл. Да и с чего бы ему называть тебя как-нибудь, если он и не говорил с тобой никогда, а только глядел на тебя так, словно ненавидел?

Была осень, когда мама решила, что тебе нужно сшить праздничное платьице. Непонятно зачем – ведь ты никогда не ходила ни на какие праздники, – но она сказала, что ты сможешь надеть его на Рождество. Оно было розовым, три слоя розового тюля поверх розовой нижней юбки – самое красивое платьице в твоей жизни…

Элизабет Криллинг знала – раз это началось, то так просто не отступится. И только одно может ей помочь. Стараясь не смотреть на розовую тряпку в красных брызгах, она потащилась в кухню, где ее ждало временное спасение.

Голос Ирен Кершо звучал по телефону холодно и отстраненно:

– Между вашим Чарли и моей Тесс, похоже, вышла небольшая размолвка, мистер Арчери. Не знаю, в чем там было дело, но уверена – это не ее вина. Она готова целовать землю, по которой он ступает.

– Они взрослые, сами разберутся, – неискренне ответил священник.

– Завтра она возвращается домой – значит, она очень расстроена, раз пропускает последние дни семестра. Все соседи спрашивают меня, когда свадьба, а я не знаю, что сказать. Это ставит меня в крайне неловкое положение.

Респектабельность, респектабельность и еще раз респектабельность.

– Вы позвонили мне, чтобы задать какой-то вопрос, мистер Арчери, или просто так, поговорить? – спросила Ирен.

– Я хотел бы попросить у вас номер рабочего телефона вашего мужа, если вы не возражаете.

– Ну, если вы двое сойдетесь, обмозгуете все и придумаете, как сделать так, чтобы между ними все снова пошло на лад, то отчего бы не дать, – сказала женщина потеплевшим голосом. – Мысль о том, что мою Тесс… ну, бросили, покоя мне не дает. – Арчери не ответил. – Номер Аплендз шесть-два-два-три-четыре, – добавила она.

У Кершо оказался добавочный номер и сообразительная секретарша-кокни.

– Я хочу написать офицеру, под чьим началом Пейнтер служил в Бирме, – сказал Генри, когда приличествующий случаю обмен любезностями был завершен.

Кершо слегка помешкал, а потом ответил обычным, полным энергии и жизнелюбия голосом:

– Понятия не имею, как звали того парня, но знаю, что Пейнтер служил в легкой пехоте под командованием герцога Бабрахама. В третьем батальоне. В военном министерстве вам скажут точнее.

– Защита не вызывала его на процесс, но мне было бы кстати, если бы он дал Пейнтеру хорошую характеристику.

– Если бы. Просто удивительно, почему защита не обратилась к нему в свое время, верно, мистер Арчери?

В министерстве вооруженных сил пастору помогли с большой охотой. Третьим батальоном командовал полковник Козмо Плашет. Теперь он уже старик, в отставке, живет где-то в Уэстморленде. Написать полковнику Плашету Арчери удалось не сразу. Наконец с третьей попытки из-под его пера вышло письмо, которым он остался не то чтобы доволен, но которое тем не менее можно было отправить старому военному. После ланча Генри вышел на почту, чтобы его отправить.

Он не спеша подходил к почте. Свободное время тяжким грузом давило ему на плечи: пастор не представлял, что делать дальше. Завтра приедет сын – полный идей и экстравагантных планов, как обычно, но все-таки помощник, и это утешало. Хотя, зная Чарльза, точнее было бы сказать, распорядитель. Но Арчери сейчас как раз нуждался в том, чтобы кто-то распорядился им самим и его временем. «Полицейская работа – для полицейских, – думал он, – для профессионалов, которые знают, как ее делать, и имеют для этого все средства».

И тут он увидел ее. Она выходила из дверей цветочного магазина рядом с почтой, держа в руках целую охапку белых роз. Розы сочетались по цвету и очертаниям с рисунком на ее черном платье, так что издалека нельзя было сказать, какие цветы настоящие, а какие – только узор на шелковой ткани.