Нэнси Розенберг - Испытание огнем

— Значит, ваши показания были преднамеренной ложью? — спросил Фитцджеральд, покусывая зубами кончик сигары. — Я хочу убедиться в том, что правильно понял все, что вы сказали. Вы заявляете теперь, что ваши показания в полиции были полностью сфабрикованы и вы пошли на ложь по просьбе Каталони? Означает ли это, что вы никогда не видели эту женщину на месте преступления?

— Да, — угрюмо подтвердил Пилгрим, потирая лоб, словно у него разболелась голова. — Но при этом я не знал, что именно Клем застрелил этого парня. Господи, я бы никогда не позволил втянуть себя в эту историю, в дело, связанное с убийством. Он обманул меня. Он сказал, что много лет назад племянница убила его брата и невестку и ей удалось избежать наказания. Он также убедил меня в том, что эта женщина покончила с Рэндаллом, пытаясь окончательно замести следы. Он все время напирал на то, что прокуратура не сможет доказать ее вину, если я не помогу им это сделать. Я полагал, что, согласившись дать показания, пусть даже ложные, буду способствовать борьбе с преступностью.

— Вы что, действительно верили в это? — изумленно спросил Гроуман.

— Да, — честно признался Пилгрим. — Клянусь вам, что я верил в это. Если бы я знал, что эта женщина невиновна, то никогда бы не согласился свидетельствовать против нее. Ведь я был полицейским, и к тому же весьма неплохим, как мне кажется. И если сейчас я больше не полицейский, то у меня все же есть принципы, от которых я никогда не отступаю. — Он замолчал и взволнованно потер руки. — Не думайте, что у меня нет совести, — продолжал он. — Я не хотел причинять кому-то зло. Так уж вышло, что из-за Клема я оказался по уши в дерьме.

— Что заставило вас прийти к нам сегодня? — спросил Фитцджеральд.

— То, что он решился на очередное убийство, — почти закричал Пилгрим, впервые за время их беседы повысив голос. — Он ранил эту несчастную женщину, а она, между прочим, — одна из нас. Она работает в системе правоохранительных органов. Как я мог молчать и позволить ему выйти сухим из воды? Эта Бренда Андерсон никого не убивала. Она просто честно делала свою работу.

— Когда вы сказали «он», — прервал его Гроуман, подумав о том, что хорошо бы составить протокол показаний Пилгрима, — вы имели в виду Клема Каталони? Это очень серьезные обвинения. Вам следует уточнить свои показания.

— Разумеется, это был Каталони, — сказал Пилгрим, сердито посмотрев на Гроумана. — О ком же еще мы тут говорим?

— А почему вы так уверены в том, что стрелял именно он?

— Все очень просто, — ответил Виктор. — Сначала он хотел заставить это сделать меня, а поскольку я отказался, ему пришлось заняться этим самому.

В кабинете Фитцджеральда воцарилась гробовая тишина. Фитцджеральд посмотрел на Стеллу, затем на Гроумана. Было видно, что он потрясен признанием Пилгрима. От нервного напряжения Пилгрим стал так сильно чесать руку, что на ней появились капельки крови. Стелла достала из сумки бумажную салфетку и протянула ее Пилгриму, чтобы тот вытер кровь.

— Когда мы с Брендой Андерсон пришли к тебе домой, ты отказался разговаривать с нами. Почему ты не рассказал все сразу? Если бы ты сделал это, бедная женщина не лежала бы сейчас на больничной койке, — сказала она.

— Я испугался, — откровенно признался Пилгрим, и глаза его расширились. — Капитан Каталони — далеко не единственный человек, который занимался мошенничеством с пенсиями. У него много подельников, и никто из них не захочет, чтобы это дело получило широкую огласку.

— А сейчас ты разве не боишься? — спросила Стелла. — Если ты назовешь нам имена всех этих людей, то мы сможем сегодня же получить ордера на их арест.

— Ни за что на свете, — решительно сказал Пилгрим, давая понять, что он подошел к той черте, которую переступать не намерен. Он и так сделал довольно смелый шаг вперед, признав причастность к мошенничеству, но не собирался выдавать своих бывших сослуживцев. По крайней мере до тех пор, пока прокуратура не обеспечит ему надежную защиту. — Вы готовы гарантировать мне неприкосновенность?

— Подождите минутку, — вмешался в разговор Фитцджеральд. Он плохо выспался из-за ночного звонка Стеллы, и сейчас его одолевала дремота, с которой было трудно справиться. Но стоило ему услышать слово «неприкосновенность», как он немедленно вернулся к реальности. — Я что-то не совсем вас понимаю. Кого именно вы имели в виду, когда заявили, что Каталони просил вас кого-то убить? Бренду Андерсон?

— Нет, — покачал головой Пилгрим и показал на Стеллу. — Он хотел, чтобы я застрелил эту женщину. Неужели вы не слышали, что я сказал несколько минут назад? Он думает, что именно она убила его брата.