Павел Генералов - Юность олигархов

Заговорила Дюймовочка, лишь когда Оксанки заложили её по полной программе. Чернобыльский хомяк оказался стриженым кроликом, как с ходу определила вовремя подоспевшая Катя. А подпольный бизнес на их законной территории организовала Дюймовочка со своим хахалем. Тот наладил у себя в Сумах производство фуражек по спёртому образцу. Рабочая сила стоила копейки. Кролик был тоже левый, гадкой выделки, и пованивал соответственно. Но по причине невероятной дешевизны плюс внешней презентабельности товар сметали, игнорируя восхитительно глянцевую, исключительно благородную, но дорогую норку.

Прокололась же хохляцкая мафия на складе, сняв по дешёвке кусок подвала в Курчатовском институте. Не иначе, как там раньше хранили какую–то хрень для атомного реактора. Странно, что шапки не успевали облысеть еще по дороге от склада до магазина. Но если бы не дозиметр, то облысели бы сотни экономных шапконосителей. Так что — очередное «вау!» предусмотрительным японцам.

— Эх, — сказал уже улыбающийся Лёвка, — из этих бы шапок накроить гульфиков. И чтоб все сумские мужики в обязательном порядке…

— Проект «Генофонд», — завершил его мысль Нур.

Все левые фуражки Дюймовочку и Оксанок заставили собрать в полосатые пакеты. И выгнали. На фиг. Без выходного пособия. Так и не дождалась Оксанка–толстая зарплаты. Не судьба, увы!

— Берегите себя! — крикнул им вслед Лёвка.

После выноса и изгнания хохляцкой мафии с их допотопными шляпенциями радиационный фон в «Царь — Шапке» заметно уменьшился, практически до нормы.

— Остальное само выветрится, — успокоила Катя.

— Красного вина мне! — простонал недоверчивый Лёвка.

На улице стемнело, хотя было ещё совсем не поздно. Снежная туча, готовившаяся к выходу на спортивную арену с самого утра, разродилась наконец липким крупным снегом. Катя повернулась к окну и испуганно вскрикнула: прямо к стеклу витрины будто бы прилипло, расплющившись, серое лицо с распластанными губами. Раскрытые глаза и вовсе казались белыми, словно были не только без зрачков, но и без радужной оболочки.

— Нервишки, Кэт? — поинтересовался Лёвка и щёлкнул выключателем. В магазинчике стало светлым–светло.

— Там… — Катя, отвернувшись, пальцем через плечо указывала на витрину, — кто–то смотрит… Плоское лицо…

— Детективов, что ли, начиталась? — огрызнулся Лёвка. Ему и самому стало как–то не по себе. Даже совсем неуютно.

Гоша, не говоря ни слова, выскочил за дверь.

На улице никого не было. Лишь крупные снежинки в неярком свете окон. Перед стеклянной витриной снежинки трудолюбиво камуфлировали следы человека. Нет, не нервишки. Следы размера этак сорок пятого были вовсе не миражом.

Облепленный снегом, Гоша вернулся к друзьям, рассевшимся на прилавках, как птички на жёрдочке. Они лениво перебрасывались словами, как шариками из пинг–понга: тук–тук, тук–тук…

— Ну, Лев Викторович, там твои раки ещё не расползлись? — игнорируя немые вопросы, поинтересовался Гоша. — Похоже, у нас сегодня короткий рабочий день.

— Зато не последний, — оптимистично пошутил Нур, разглядывая свой волшебный брелок.

25 января 1997 года,

утро, день

— Отойди, гад, убью! — завопил Лёвка так, что даже снег с деревьев посыпался. Лицо его исказила гримаса. О! Лев Викторович Кобрин был страшен во гневе!

— Спокойно, психическая атака, — предупредил своих Котов, принимая боевую позу: полусогнутые ноги, напряженно подрагивающие руки, прищуренный взор испытанного бойца. Касалось, Лёвкины ужимки и прыжки не только не испугали его, но даже воодушевили: — Давай, давай, Анакондов, рискни!

— Вау! — победно выкрикнул Лёвка в момент удара.

Йес! Наконец им удалось выровнять счет. Теперь пора было и выигрывать, тем более, что продолжал подавать снова Лёвка. Вечный Лёвка. Лев Непобедимый. Тигр Лев.

Мячик, уже много раз побывавший в сугробах, промок и отяжелел. И это было не так уж просто — перебросить его через высокую, без скидок на зиму, сетку.

Лёвка рискнул подать сверху, по–настоящему. И у него получилось. Удар вышел настолько хлёстким, что мужик, принимавший подачу, лишь едва коснулся мяча, но сделать ничего не смог.

— И залакировать! — с этим радостным кличем Лёвка подал ещё один «мёртвый» мяч. — Как кирпичи кидаешь, — пожаловался он, разглядывая покрасневшую ладонь. — Всё Стасик, партия! — крикнул он капитану соперников. — Сушите сети!