Павел Генералов - Искушения олигархов

— Меня, меня не забудь! — взвыл котопёс и на руки Анюте шасть!

Ах, красиво летели они! Жаль — недолго. Прямо на зелёный холмик приземлились. Но Мерси — Толкай выдержал, лишь скрипнул тормозами жалобно. А тут и Иван Пушкин подскочил, невесту на грудь принял. Крякнул, ноженьки подогнул, но выстоял. Богатырь, он и в чертогах супостата богатырь.

Загрузилась счастливая троица в чудо–автомобиль и помчалась что было сил. Через поля, через леса, через реки–озёра сказочные. А за ними — погоня. Джип Коляна Бессмертного козлом скачет, волком воет: отдай мою добычу, Пушкин! А вот на–кося, выкуси! До самого дуба столетнего домчался Мерси — Толкай, а когда джип Бессмертного нагонять стал, Мерсишка в момент курс изменил. Даром он что ли в двумя рулями–то?

Со всего маху врезался Колянов джип в дуб. А в дупле того дуба смертушка Колянова пряталась, желудями да листвой прошлогодней подпитывалась. Раздавил Колян смерть свою, тут ему и конец пришёл. И поделом супостату — не разевай рот на чужое! Секретный завод с гибелью Коляна самоликвидировался, никакой национализации не понадобилось. Вспыхнул завод, как канистра с бензином и горел три дня и три ночи, вместе с пауками и прочими смертоносными разработками.

А Иван с Анютой свадьбу справили — на весь мир. Пафнутий — в свидетелях. Так объелся, что чуть не лопнул. Компьютер, что молодых познакомил — посажёным отцом. Напился, естественно, всё пытался звонить куда–то. Три недели после свадьбы счета международные оплачивали и вирусы из нутра выковыривали. Аж пятьдесят восемь штук надыбали. Что значит — свадьба удалась!

А пляски–то, пляски! Топоту столько было, что во всей стране далёкой стёкла в домах повылетали. То–то радости стекольного дела мастерам!

И я на той свадьбе был, мёд–пиво пил. По усам текло — вот усы и отклеились. Видно, клей некачественный попался, так оно, понимаешь, даже в сказках случается. Здесь и сказке конец, а кто слушал — извините за беспокойство!»

— Сказке конец, а кто читать умеет — молодец! Проснулась, Анюта Прекрасная? — Иннокентий присел на кровать, погладил Нюшу по руке.

— Интересно, а когда сказка кончается, что начинается? — спросила Нюша, млея от прикосновения.

— Думаю, что начинается жизнь, — серьёзно ответил Иннокентий и потянулся к Нюшиным губам.

— А мне кажется — похмелье, — вздохнула Нюша и ответила на поцелуй.

Калитку, соединявшую владения Гоши и Герцензона, пришлось на время закрыть. Любопытные и оттого бесцеремонные герцензоновские лабрадоры проявляли чрезвычайный интерес к новому члену семьи Сидоровых. При всей своей доброте взрослые собаки могли своими ласками просто замучить маленького трёхмесячного Бонда. К тому же мелкой псинке сделали ещё не все необходимые прививки.

Малыша назвали в честь папаши. Только он был агентом не 007, а 007 дробь 1. И, в отличие от отца, именовался просто Боником.

— Ну, смелей, малыш, давай я тебе помогу, — Зера взяла Боника на руки и как хрустальную вазу перенесла с крыльца на коротко подстриженную травку. В этом возрасте лабрадорам не советуют самим спускаться с лестницы.

Поставив тёплый комочек на землю, Зера вернулась на веранду и заглянула в коляску, где мирно посапывала Зера–маленькая.

Боник, подрагивая от любопытства, осторожно оглядывался. Это было его первое осмысленное путешествие в большой мир, если не считать переезда в новый дом. Но одно дело, когда тебя везут в глубокой корзинке и совсем другое — стоять в центре земного шара под настоящим голубым небом.

Сад казался Бонику бескрайним лесом, а запахи кружили голову. И надо же — ни одного знакомого запаха! Ни маминого, ни молочного, ни запаха любимой подстилки. Даже запахи новых родителей здесь растворялись почти без остатка. Для храбрости Бонд напустил лужицу, которую мгновенно впитала земля. Ну вот, теперь этот участок леса можно считать своим.

Боник сидел на застолблённом участке, слегка заваливаясь на попу, и созерцал. Ему нравился и этот лес, и эта густая высокая трава. Вдруг перед самым его носом вспорхнула белая птица с перламутровыми крыльями. Боник клацнул острыми зубками, но проворная птица, словно издеваясь, уселась на жёлтый цветок. Ну, то есть Бонику цветок казался серым — он не различал цветов. Зато количеству оттенков чёрного и серого в его мире мог позавидовать любой художник.

Боник совершил новую попытку нападения. И вновь — неудачно. Он растянулся на траве и уткнулся носом в землю. Ох, как эта земля пахла! Водой, кожаным ошейником, грубыми подошвами, подземными тайнами, шевелящимися кладами, а теперь — немного — и Боником. Боник притаился, кося глазом на наглую птицу. Та сидела на листке подорожника, внимательно подрагивая крыльями.