Павел Генералов - Искушения олигархов

Затем собаки во фраках и вечерних нарядах типа Нюшиного разыгрывали сцены во французском кафе. Что во французском — Нюша определила по музыке. Губная гармошка, баян, в общем, сплошное, типично французское очарование.

В финале первого отделения Нюша в полной мере оценила расположение ложи. Огромный серо–коричневый слон в расшитой золотом попоне именно ей преподнёс букетик фиалок, оказавшийся искусственным. Наверное, дрессировщик решил не искушать слона настоящими цветами. Умный–то он умный, но всё–таки — животное.

Цветы для слонов наверняка как пастила для человека, — думала Нюша, осторожно принимая обмусляканный бумажный букетик. И пожалела, что из–за пробок так и не успела купить Иннокентию цветы. Цветок — одну белую розу. Наверное, это самый оптимальный букет для грустного клоуна с серыми — наверняка — глазами.

Нюша не стала выходить из своего бархатного убежища в антракте. Почему–то ей казалось, что на высоких каблуках и в открытом платье она почувствует себя среди шумной цирковой публики совсем одинокой. Похоже, она порядком одичала в своём Перелыгино.

Второе отделение началось с фокусника, выпустившего из шляпы целую голубиную стаю. Потом резвились акробаты, а клоуны довольно смешно их передразнивали, причём исполняли трюки ничуть не хуже самих артистов. Фокусники, жонглёры, снова клоуны. Весёлые — рыжий и лысый в детских зелёных штанах на постоянно спадающей лямочке. Где же Иннокентий?

Номер Иванова — Расстрелли был последним.

Замолк оркестр, погас свет. Стало слышно, как нетерпеливо покашливают зрители, а кто–то разворачивает конфетный фантик. На арену бесшумные тени накинули покрывало, двое служащих в чёрных трико протянули наискосок фосфоресцирующую зеленовато–серебристую верёвку–канат, отбрасывающую слабое мерцание.

И вот в тёмном зале появился свет — лунный зайчик. Узкая жёлтая полоска выхватила белое неподвижное лицо с тёмной прорезью рта и огромными, подведёнными углем глазами. Одновременно со светом запела скрипка. Нежно–нежно, будто прокладывая в темноте дорогу остальным инструментам.

Второй луч оказался бледно–розовым. Он более определённо высветил серебристую верёвку–канат, пересекающую арену, как бесконечно длинная змея. К скрипке присоединилась басистая виолончель. И вот уже струнные, набирая силу, выводили волшебную мелодию. Кажется, Вивальди, — определила Нюша. От этой музыки перехватывало сердце и хотелось сделать что–то очень хорошее, благородное. Как минимум — дать руку идущему по проволоке юноше со скорбными угольными глазами, который чудом удерживал равновесие.

Казалось, зал перевернулся, и белая печальная фигура исполняет свой танец под самым куполом. Белый клоун завораживал пластикой движений, его руки молили о спасении. Ощущение, предчувствие неминуемой беды — как это можно изобразить танцем? Оказывается, можно. Более того, только этот танец и казался истинным, единственно настоящим в этом призрачном мире, полном мечущихся лучей света и щемящих звуков. Собственно, он и был самой жизнью — Нюша достаточно быстро поняла смысл нехитрой аллегории.

Человек рождается и отправляется в жизненный путь. Первые шаги его робки и неумелы. Затем он, юный и азартный, готов к приключениям и риску. Лихие, размашистые сальто в несколько оборотов с неизменным приземлением ровно на канат под испуганный выдох зрительного зала.

Человек взрослеет и в его прыжках вместо лихости начинает превалировать изысканность, отчего акробатические трюки с неизменным возвращением на канат становятся всё более сложными и артистичными. Затем человек влюбляется, судя по высоченному прыжку–субрессо и батману на все сто восемьдесят градусов, когда артист стал похож просто на единую прямую линию.

И — неизбежная старость. Потеря равновесия — уже после невысокого прыжка белая фигура вдруг стала заваливаться набок, и было непонятно, как это возможно: ноги, как примагниченные оставались на канате, а тело клонилось к земле под углом чуть ли не в тридцать градусов. Затем — обратное, в другую сторону балансирование.

Перед самой смертью белый клоун, словно желая погибнуть сам, взлетал ввысь и приземлялся уже мимо каната, чтобы разбиться насмерть, без вариантов. Звук лопающейся струны и — мёртвая тишина зала.

Нюша даже не ожидала, что это окажется настолько хорошо. Не просто канатоходец Тибул, а настоящее искусство. Не просто пантомима, а безумная смесь пантомимы, клоунады, эквилибристики и балета — просто фантастика! Лишь когда смолкла музыка и белый клоун разбился, так и не побеждённый, Нюша смогла оценить, насколько техническим сложным был этот простенький на первый взгляд номер.