Инна Бачинская - Конец земной истории

А девчушка эта, Люба, вышла замуж, очень неудачно, и уехала с мужем. Девять лет назад вернулась одна и стала искать работу. Поступила медсестрой в поликлинику, потом вдруг случайно столкнулась с Левицким. Скажешь, не судьба? Всю жизнь она ждала Рому и дождалась. Он ее даже не узнал. Нанялась к ним в прислуги. Знаешь, она говорит, что была счастлива с ними – с Ромой и Ликой. Ей даже Нора не мешала, она была уверена, что та рано или поздно бросит Рому и уйдет к молодому любовнику. А в конце лета Рома сказал, что умирает от рака. И что-то щелкнуло в ее бедной голове – она поняла, что ничего уже не будет, и решила урвать хоть пару месяцев с ним наедине. Считала, что имеет право. Она рассказывала мне свою историю и плакала. И я плакала вместе с ней… по своей любви, по ушедшей молодости. А ты говоришь – пришла убить. Ничего ты в женщинах не понимаешь, мой юный друг!

Она помолчала, рассматривая кольца на подагрических пальцах.

– Какова ирония, господа! У Ромы было столько красивых, умных, сильных подруг, а женился он на Каролине, которая уже тогда была со странностями, и закончил свои дни с женщиной с еще большими странностями. Кара хотя бы никого не убила… Не знаю, что это было – сумасшедшая любовь или сумасшествие от любви… не знаю!

Она сумела найти какого-то снайпера, который убил Нору. Деталей не знаю и не хочу знать. Не стала даже расспрашивать. Ты, Олег, говорил что-то про снайпера, помнишь? Ты оказался прав, а я не верила. В голове не умещается, просто триллер какой-то. Потом она разобралась с Ниной Сидаковой – та наблюдала за ними в телескоп, за что и поплатилась. Юлия боялась, что она ее узнала. Ну а Алиса… Юлия сказала, она приезжала каждый день, сидела часами, щебетала… и в ней взыграло чувство собственности, ревность… Она задушила ее, когда во второй раз погас свет. Я бы ни за что не подумала, что она убийца, – милая, услужливая, молчаливая. Ты ведь тоже ничего не заподозрил? – Она с любопытством уставилась на Монаха.

– Были моменты, которые показались мне странными, – сказал Монах. – Роман Владимирович сказал, что не заметил ничего подозрительного в тот вечер. Ни жеста, ни взгляда, ни движения – ничего! А он ведь спец по жестам и взглядам. И я вспомнил пресловутый феномен человека в ливрее – его не замечают. Человеком в ливрее была Юлия. И еще… Я был у нее в комнате и видел дорогую косметику и красивые платья… Я не представлял себе, что она пользуется этой косметикой и носит эти платья. То есть, по сути, было две Юлии: одна – домашняя и незаметная, другая – неизвестная… за пределами дома. Она была единственной, у кого не было мотива для убийств. Кое-что забрезжило, когда я говорил с ней после смерти Левицкого. Она испытывала самое настоящее горе в отличие от остальных. Я отнес это за счет безответной влюбленности прислуги в хозяина. Был момент… когда я спросил, знала ли она Каролину. Она ответила, что нет, но запнулась. Соврала. Она не могла не видеть ее в театре. Я думал, что Лика – дочь Кары и ее любовника, а оказалось, наоборот. Никакой из меня ясновидящий. А когда она бросилась к Лике, думая, что та умерла… тут-то меня как обухом по голове! И все встало на свои места.

– Удивительно! У меня та же история. Когда она бросилась к Лике, я узнала ее! У меня вырвалось: «Люба!» – И она повернулась, резко так, и наши глаза встретились. Потому она и пришла – ей хотелось выговориться… – Старая актриса снова помолчала и потом сказала: – Еще одна дикая история для нашего эзотерического клуба. Только членов-то осталось с гулькин нос. Старшие Левицкие, боюсь, для нас потеряны навсегда. Ну, да бог с ними… Они мне, если честно, никогда не нравились – ни Ленька, ни твоя Лариска. А девчонка-то, Лика, что учудила! Какова каверза, а? Ромкино отродье, актриса! – Она засмеялась и махнула рукой. – Мы еще станем свидетелями ее великой карьеры.

– Бить ее некому, – заметил Монах.

Они помолчали.

– Когда Роман Владимирович понял, что Юлия убийца? – спросил Монах.

– Когда она сказала ему, что она – мать Лики. Тогда-то он и собрал всех, чтобы попрощаться и поставить свой последний спектакль. У него просто не было выхода.

– Элла Николаевна, я знаю, что вы держали в руках шнур, которым задушили Алису…

– Разве? – Старая актриса удивилась. – Может, и держала, не помню. Надеюсь, ты не думаешь, что я ее… Ты мне льстишь! Я уже неспособна на поступок, мой мальчик. Поговорить, потрепаться в Интернете – способна, а… – Она махнула рукой.

– Не думаю. Просто вспомнил.