Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1873 год, декабрь

– Я, – выдавил он из себя, потом подошёл к столу, дрожащей рукой налил из графина в стакан воды и выпил почти одним глотком. После того, как поставил стакан на место, продолжил, стараясь не встречаться глазами со взглядом девушки, – принёс скорбное известие, – и вновь замолчал.

– Что стряслось? Говори, говори, не молчи, – она вцепилась в подлокотники кресла, подавшись хрупкой фигуркой вперёд.

– Сегодня ночью произошло несчастье, которое непосредственно коснулось тебя.

– Сергей, – вскрикнула девушка, пытаясь подняться, но ноги не выдержали, и девушка рухнула, лишившись чувств.

– Помогите, – крикнул в отчаянии молодой человек.

Он не слышал, как гостиная наполнилась слугами.

Через несколько минут Марья начала шевелиться, бледность начала исчезать со щёк.

– Скажи, что с ним? – первое, что она смогла вымолвить.

– Сегодня ночью… – он отвернул взгляд в сторону, потом выдохнул едва слышно, – он мёртв.

Её глаза расширились от услышанного, но она не верила или не хотела верить.

– Что с ним? Скажи, не томи.

– Убит, – она восприняла слова молодого человека, как признание.

– Уйди, уйди от меня, – взгляд красноречиво говорил о её мыслях и чувствах, спустя некоторое время вновь сознание покинуло Марью.

Он не помнил, как схватил шапку и пальто, как выскочил на Литейный, едва не угодив под копыта лошади, которая шарахнулась в сторону. Он не осознавал, как пальто оказалось не только одетым, но и застёгнутым на все пуговицы, как шапка водрузилась на голову. Он ничего не видел и ничего не осознавал, только ноги несли по городу и дикие глаза Машеньки стояли перед ним, а в ушах звенел её голос «уйди от меня», «уйди от меня», «уйди».

Я же ничего не делал, в нем кричало желание оправдаться, а потом он остановился, словно упёрся в непроницаемую стену, я же не виновен. Это не я. Как мне доказать, что я не виновен, ведь она знала о моем чувстве и могла подумать. Я из ревности, о Боже! Зачем на меня свалился такой тяжёлый груз. Чтобы доказать свою невиновность, надо самому найти того человека со шрамом, рассекающим надвое бровь. Как его я смогу найти среди бесконечного количества живущих в столице?

Пойти в полицию. Что я им скажу? Что следил за женихом девушки, в которую влюблён, для того, чтобы доказать, что он недостоин Машеньки. Что у этого отвратительного человека на набережной Лиговского канала живёт полюбовница, к которой он ходит сразу же после визита к Залесским?

Не сочтут ли там меня душевнобольным?

К себе на квартиру идти не было сил. Сидеть в одиночестве среди четырёх стен, взаперти он побоится, ещё страшнее будет зажечь свет и ненароком увидеть в зеркале отражение своего лица с безумным взглядом, всколоченными волосами, уж лучше угодить в каталажку, провести ночь на тюремной койке среди питерских отбросов, чем услышать от любимой девушки «уйди», брошенное как бродячей собаки с долей немого презрения и откровенной брезгливостью.

В карманах наскрёб около целкового серебром и медью. Размышлять много не стал, а зашёл в ближайший трактир, даже не взглянул на название, устроился в углу, не сколько, чтобы побеспокоить кого—то своим присутствием, а скорее всего, чтобы никто не тревожил его. Сколько выпито, он не мог сказать. Противное хлебное вино через силу заставлял себя пить, чувствуя, что это и есть нужное лекарство от хандры, любви и боли. Был поздний вечер, когда он побрёл на свою ставшую постылой квартиру, в голове шумело и плыла перед глазами, от непривычного ощущения стало легко, казалось, какие свалились напасти да нет их и в помине, они исчезли где—то там, за дымкою, что окутывала взгляд. Легко идти, крылья за спиною и не важно, что шатает, как тогда на пароходе, когда плыли по Ладожскому озеру. Он хоть и был в нежном детском возрасте, но до сих пор вспоминаются большие волны, что били в борта, отчего судно вздрагивало и натужно скрипело, а маленький мальчик, начитавшийся Мерриота и Купера, грезил морями, приключениями, а здесь настоящий шторм. Вот бы попасть на необитаемый остров, как тот английский моряк, который потом встретил туземца, с которым испытали столько приключений. Молодой человек шёл, не чувствуя под ногами земли. как он не догадывался, что столь неприятная жидкость с отвратительным запахом так обостряет чувства. Я свободен от всего, хотелось вскрикнуть во все горло, но не хватало сил.

Изучение Путилиным печатного слова прервалось на середине следующей статьи. Да и Бог с ней, невелико счастье узнавать очередную новость, что не пригодится даже с кем—нибудь поделиться. Довольно таки тихий, но в тоже время настойчивый стук нарушил добровольное заключение.