Сергей Распопов - Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

«Пыж» откинул брезент, и меня чуть не стошнило. Лешка был сам на себя не похож, весь лицом белый, с синими губами. А при жизни его краснощекую рожу за двести метров было видно, как светофор. Сейчас же его маленькие поросячьи глазки, глубоко сидевшие в его квадратном черепе, очень страшно вылупились. Видно, когда он захлебывался, то от ужаса вытаращил зенки, потому что болотную жижу, в которой барахтался, принял за бурлящую адскую смолу. По совести сказать, мне его и на мышиный хвост не жалко. Он заслужил свою смерть. Одним говном на земле меньше стало…

Но кажется, я слишком уж расписался. Кончаю марать бумагу. Покедова, сынок, выздоравливай. В наш магазин привезли молоко. Мать торопит меня бежать за ним. С наилучшими пожеланиями здоровья твой отец и вся наша большая дружная семья, всего шесть человек.»

– А отец у тебя того, философ, судя по письму железный старик, – сказал, потянувшись за пачкой сигарет, Сашка.

– Да, тут ты в самую точку попал, мне и самому кажется, что он из стали, – ответил я. – Его согнуть невозможно. Он не поддается нажиму и вообще никаких компромиссов со сволочью не признает.

Игорь Фатхуллин

Сергей Распопов

Воскресный день подошел к концу. Постепенно на поселок спустились сумерки. Строгая дворничиха тетя Клава разогнала с лавочек дворовых алкашей, после чего перегар, табачный дым и острый запах разгоряченных за домино тел выветрились. Во дворе заметно посвежело. Становилось тише. То в одном, то в другом окне гас свет. Жильцы снижали громкость телевизоров.

Приближаясь к первому подъезду, послышались шаги размеренные, глухие от тяжелых мужских ботинок. Щелкнул кодовый замок. Захлопнулась дверь. Шаги устремились внутрь подъезда и затихли где-то в глубине первого этажа.

– И кто тут шастает по ночам, колобродит? – заворчала тетя Клава, войдя в подъезд вслед за незнакомцем. – Опять за самогонкой прутся к Вальке, а после мочатся в подъезде.

– Не кричи ты, старая, весь дом поднимешь, – шикнул на нее незнакомец. В полумраке первого этажа бабка узнала его. Это был участковый Куракин, как обычно при форме и с табельным пистолетом.

– Ой, ночь добрая, Егор Петрович. Я и не узнала впотьмах. А что так поздно? Следователь давно уже уехал. Покойника мужики вынесли и машина увезла его в районный морг на экспертизу.

– Дел у меня было по горло, вот и не поспел вовремя, – соврал дед, разглаживая опухшее лицо.

Дворничиха вперилась в него пытливым взглядом.

– А у тебя нет ничего? – наконец, не выдержал он. – Помираю.

– Так откуда? Как схоронила своего дедочка, вот и перестала гнать.

Куракин, потеребив в замешательстве седые усы, понял, что с этой бабы проку мало. Порылся на дне планшетки, достал ключи, отпер дверь и вошел во 2-ю квартиру.

– Давай, зайди и ты, – махнул он бабке. – Заодно обрисуй мне всю ситуацию происшествия. А я пока тут кой-какие улики поищу.

– Воропаева Семена Кузьмича, – начала отчет тетя Клава, – сегодня в полдень сослуживцы из открытого университета обнаружили мертвым. Его зарезали.

– А сам он кем был? – не оборачиваясь к бабке, пробурчал Куракин, нетерпеливо открывая кухонный шкаф.

– Они с покойницей женой в поселке люди известные. Давно тут живут. Он в институте – преподаватель, а она при нашей областной психушке в амбулатории – медсестра.

– Сослуживцы что тут делали? – спросил участковый, заглядывая в холодильник. – Как нашли его?

– Так ведь похороны же намечались.

– Какие?

– Жену он собирался хоронить, да не дожил. А из института персонал собрался во дворе уже часов в восемь. Его все нет. Свет горит в квартире, а дверь никто не открывает. Решили проверить. Залезли в окно через кухню, хорошо не заперта была рама. А он уже еле тепленький.

– Где похороны, там поминки, а где поминки, там и вод…, – вылупив ищущие глаза, осекся дед. – Клава, не вводи меня в заблуждение! Грех надо мной потешаться. Мне сейчас не до смеху. – Участковый дрожащей рукой отстранил старуху, оглядел комнату.

– И вовсе я не смеюсь. Поминки решили провести в поселковом клубе. С педагогическими доходами он бы не потянул. Спасибо, совхоз откликнулся, ихнего руководства внуки там штаны протирают, – четко отпарировала бабка. – А ищешь ты, Петрович, зря. Воропаев, в общем-то, не пил. Не позволяла печень. Три раза в год в больницу ложился. А жена тем более в рот спиртное не брала. Хронический порок сердца. Так они и жили. Он как понервничает на работе, так напьется и в санаторий. А она, как ей сердце подлечат, из больницы выходит.