Сергей Распопов - Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

Я схватил его за ворот руками, спрашиваю: «Отвечай, подонок, где сын? Откуда у тебя его куртка?» Он и раскололся. Струхнул, наверно. Силенкой Бог меня не обидел, в поясе я покряжистей твоего Лешки буду. В деревне в молодости лошадей подковывал.

Бросились мы тебя спасать. Ты в холодной воде лежал. Сухостоем он тебя прикрыл. Как ты не захлебнулся, не знаю. В беспамятстве утонуть дело одной минуты. Видно, вовремя мы подоспели. Ты уже посинел весь. Я тебя спиртом растер, что для Ивана Васильевича вез. Ну, а потом, взвалил тебя, как в детстве носил, на спину и из оврага вынес. Вот такая история.

Да, когда тебя нес, Лешка попытался нас сбить. Прямо на нас с матерью ехал, да немного не рассчитал. На какой-то дюйм ошибся. Это его и порешило. Его аварийка на полном ходу перевернулась и кверху колесами в овраг полетела. Почти на то самое место, где он тебя похоронить замышлял. Прямо как по писаному получилось. Двери кабины у него заклинило, и он выбраться наружу не успел. Как потом оказалось, его между рулем и сиденьем зажало, и без посторонней помощи он не смог бы сам выбраться. А по моему, так ему и надо! Собаке собачья смерть. Ты как считаешь?

Мы, конечно, в милицию заявили. «ГАЗ – 53» его, хоть и сильно помятый, вытащили и на аварийную стоянку отволокли. Мы с матерью в свидетели пошли, но уже после того как тебя в больницу отвезли. И я лишний раз убедился, что ты в относительной безопасности, то есть, что ко всему прочему у тебя нет воспаления легких.

Врач, дай Бог ему здоровья, не поленился выйти ко мне лично и, хоть не со стопроцентной гарантией, заявил, что у Вашего сына, кроме смещения шейных позвонков, отека легких не наблюдается. И на том спасибо. Хоть маленькая, но надежда, что нам с матерью тебя не хоронить. Это уже чересчур было бы. После смерти Витьки, еще и тебя похоронить. Самое страшное горе для родителей – хоронить своих детей! Но пока, сын, ты еще не отец, а значит, этой житейской истины пока не сечешь! Все познается с годами.

Вполне успокоенный насчет тебя я покинул больницу и с матерью поехал домой. Но ночью я так и не заснул. Все думал о тебе и о Лешке, о перипетиях человеческой судьбы. Два раза вставал с постели и пил валидол. Мать тоже принимала сердечные капли, не мене маво. Разов шесть я за это время звонил в больницу насчет твоего здоровья. И только уже под утро, дозвонившись до дежурной сестры, узнал, что ты переведен в послеоперационную палату и чувствуешь себя вполне сносно, хотя все еще находишься в бессознательном состоянии. Немного успокоившись, я забылся тяжелым сном на несколько часов.

Дежурная сестра мне приврала, конечно, но это оправданно. Ведь сердце семидесятилетнего старика далеко от сердца двадцатилетнего молодца. Работает с большой нагрузкой и значительными перебоями. Сообщи ему всю правду такую, какая она есть, сердце, пожалуй, и не выдержало бы. А так оно еще постучит некоторое время в свое удовольствие.

Утром следующего дня я позвонил в милицию и подробно рассказал о происшествии с тобой. Я был склонен все дело пустить на самотек, то есть смерть Лешки Чотарева сохранить в тайне, пусть поищут мерзавца, думал я, а может, и искать не станут. Мать его, наверняка, не раз молилась, чтобы Господь его прибрал. Он ведь, сукин кот, всю пенсию у нее отбирал, всю до копеечки и бил ее нещадно, если на водку не давала. Теперь хоть вздохнет спокойно на старости лет. Каждому Господь воздает свое по его заслугам.

Но потом я все ж передумал. Чот хоть и сволочь большая, но «человек» все же. Хотя слово человек я пишу в кавычках. Да и мать настояла, чтобы я дал знать в соответствующие органы про то, что приключилось с тобой. Я и позвонил. А потом некоторое время спустя, когда меня вызвал следователь, я все изложил на бумаге, все по порядку, как было. Чему был свидетель. Меня попросили вежливо съездить с ними на место и указать, где Лешкин труп и машина. Ты, конечно, понимаешь, что я не мог отказаться. Чужая тайна – тяжкий груз и давит так же на душу как и грех. Не всякий способен вынести эту ношу. Все на все заняло не больше трех часов.

Мы подъехали на милицейском «Уазике» со следователем «Пыжом», еще не старым человеком лет 55, только начавшим лысеть со лба и очень на мой взгляд толковым малым. Лешка уже лежал приготовленный к осмотру на голой земле, накрытый брезентом. «Пыж» попросил меня подойти поближе. Я сначала стоял в стороне, покуда «Пыж» разговаривал с двумя чинами в милицейской форме, по всей видимости, старше его по званию. Пыжом я его окрестил потому, наверно, что он как пыж в охотничьем ружье при выстреле сразу воспламеняется и тут же сгорает, и от него одна зола остается. Намек на вспыльчивый характер следователя.