Сергей Распопов - Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

– Где я могу увидеть завморгом? – спросил участковый седого мужчину в белом халате, столкнувшись с ним в ритуальном зале.

– Я перед вами.

– Не откажите в любезности, – расплылся в располагающей улыбке строго одетый по форме милиционер, – уделите мне несколько минут.

– Да, ради Бога.

– Меня интересует, скажем так, ваша «клиентка» – Воропаева.

– Ах, да, – сморщив лоб и напрягая память, живо откликнулся заведующий. – Четвертый день ждет погребения, но родственники запаздывают. Она поступила в пятницу. Скончалась от сердечного приступа. Через несколько часов пришел странный мужчина, представился родственником. Спросил, будут ли ее вскрывать. Я ответил что, вскрывают в городе на экспертизе, если есть подозрение на насильственное лишение жизни. А в этом случае все ясно. Порок сердца, естественная смерть. У нас, как правило, вскрывают редко, чисто из научных целей. Наши молодые патологоанатомы – кандидаты наук. Любители покопаться в чужом теле, поизучать органы, поисследовать их видоизменения в результате каких-нибудь заболеваний. И все пишут и пишут свои диссертации. У меня это давно уже в прошлом. Мужчина назвался братом Воропаевой и попросил не вскрывать труп сестры, так как они близнецы и он чувствует на себе ее боль. Брат рассказал мне, что когда ей вырезали аппендицит, естественно без наркоза, поскольку с ее пороком сердца он категорически противопоказан (она может не проснуться), он чувствовал все ее болевые ощущения. Объяснив в чем суть его визита, он предложил мне деньги. Но я отказался и согласился выполнить его просьбу. Вот собственно и все.

Инспектор поблагодарил врача, не упустив возможности подлечиться казенным медицинским спиртом. Живым он все же нужнее чем усопшим.

Вытерев седые усы после приема «лекарства», Куракин не поспешил удалиться, а задержался возле стеклянного шкафчика, вперившись в него глазами.

– Вы хотите, чтобы я еще вам налил, – задал вопрос все понимающий завморгом, протирая очки о полу белого халата.

– Простите, я задумался, – вернулся к разговору с врачом участковый. – Подскажите мне, любезный, кто из вашего персонала дежурил в ночь с субботы на воскресенье?

Через минуту Куракин беседовал с пожилым санитаром.

– Ну, я принял немного на грудь, – промямлил нетрезвый сторож. От него несло спиртным. Это соответствовало образу жизни таких как он. – Задремал за столом. Потом раз, голову поднял, смотрю, а халата нету.

– Какого? – уцепился Куракин.

– Иван Иваныча, – он поднял палец кверху, – моего начальника. Халат вот на этом гвозде обычно висит.

– Ну и что?

– Иван Иваныч мне его сюда повесил, чтобы моя бабка его постирала. Больница обычно стирает свои тряпки в банно-прачечном комбинате. А Иван Иваныч терпеть этого не может. Там гладильными машинами расплавляют пуговицы и их неудобно застегивать.

– Ну и что дальше-то было? Что ты мне со своим халатом-то голову морочишь? – вскипел Куракин.

– Дальше. Когда я часа через три после того открыл глаза, вижу, халат как ни в чем не бывало на прежнем месте. Вот, видишь, капитан, какая чертовщина! Я подумал, что перебрал немного, и не придал этому значения. Потом сделал (время было уже под утро) обход и обнаружил, что дверь в морг открыта, хотя снаружи этого не сделать, потому что я всегда не доверяю замкам, а закрываюсь изнутри на запор. А из живых ночью я здесь всегда один.

Куракин не стал ему объяснять, какие у него догадки и версии, а просто пошутил:

В другой раз закусывай, дружок, – похлопал Куракин по плечу санитара, – тогда и не будет глюков.

Два дня спустя Кирсанов и Куракин получив зарплату заглянули в сельский магазин. В очереди им повстречалась бабка Клава.

– Привет, сыщики! – сказала дворничиха. – Я вот за коровьим молочком зашла. А вы, видать, за «хлебным»?

Менты в ответ ухмыльнулись.

– У тебя, старая метла, глаз микроскоп что ли? Угадала, сорока, – добродушно заметил Куракин.

– Ну, как дела-то, прояснилось что – нибудь в убийстве моего соседа Воропаева?

– Да какой там хрен, – отмахнулся участковый. – Все темнее ночи. У Воропаева любовницу разыскали. На стакане с вином ее следы от пальцев рук и губная помада.

– Ну теперь, стерве, не отвертеться, – потерла руки бабка.

– Нет, Клавушка, на рукоятке ножа пальчики не ее. Ничего с ней не сделаешь, закон, есть закон. Плетет всякую ахинею, вот, мол доцента какая-то женщина в белом халате кухонным ножом в спину пырнула.

– Что ж их две было что ли? Вот охальник. И поделом ему.