Сергей Распопов - Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

В тот день, возвращаясь в свою неудобную берлогу, ехал он медленнее обычного. Дворники едва успевали сметать дождевые струи с лобового стекла. Уже свернув на свою тихую, утопающую в зелени улочку, он вдруг с ужасом увидел перед своим капотом стройную женскую фигурку. Он среагировал мгновенно, умело бросив машину на бордюр. Мощный удар пришелся на передние подвески, и визг тормозов заставил женщину обернуться. Он увидел перед собой широко открытые испуганные глаза, косметику, перемешанную со струями дождя, и тяжелые, намокшие волосы, беспорядочно лежащие на плечах. В правой руке она держала раскрытый цветной зонт, который мало чем мог помочь ей в этой ситуации. Насквозь промокшее платье облепило тонкую девичью фигурку. Вблизи он узнал ее. Девушку (она и в самом деле была еще не замужем) звали Галей Акимовой. Она работала почтальоном в их поселковом отделении связи. Перекинутая через маленькое хрупкое плечо тяжелая почтовая сумка притягивала ее к земле.

– Здравствуй, Галя, – сказал Артем Петрович ласково. – Испугалась? Ты не бойся. Я тебя не перееду. Я очень осторожный водитель. Письма разносишь? – поинтересовался он.

– Да, – улыбнулась Галя. – Не только. У меня есть и к вам письмо.

– Бог мой! От кого? – удивился он. – У меня и родни-то нет. Один я как сыч на белом свете. Худой, забытый, никому не нужный мужчина. – Губы его искривились в иронической усмешке. Давно прошла пора бесшабашной удали. Он обвел Галю печальным взглядом.

– Вы не подвезете меня до конца вашей улицы? – попросила она. – Мне всего в четыре дома осталось разнести газеты, – и похлопала тоненькими пальчиками по изящному металлическому замку на сумке.

Эта сумка, небрежно перекинутая через плечо, на мгновение приковала к себе взгляд Артема Петровича. В душе его, словно ребенок в утробе, шевельнулась окаянная мысль. Но до полного оформления ее в стройный план было еще далеко.

«Запорожец», натужно тарахтя мотором, вихрем проскочил по центральному деревенскому тракту, в конец деревни, и вынырнув из очередной колдобины, остановился перед облупившимся, вросшим в землю деревенским домом, что возле выгона агрофермы.

– Зачем себя утруждать в такой-то ливень? – сказал он дружелюбно Гале. – Давай, садись, я подброшу тебя до почты. А оставшиеся газеты развезу по адресам.

– Спасибо, – Галя широко и лучисто улыбнулась и наотрез отказалась от его помощи.

– Зря ты мне не доверяешь, – пробурчал он, помогая почтальонше вылезти из машины.

– Что вы, Артем Петрович, я вам верю, – сказала Галя на прощание. – Но это моя работа, я не могу ее никому перепоручить. Я должна сама, – и расхохоталась звонким веселым голоском.

«Садануть бы тебе дроби под хвост. Птица ты эдакая. Да посмотреть, чем ты начинена! Пожалуй, ты бы и не так запрыгала», – подумал он озлобленно.

Пенсию Михеев получал исправно каждый месяц шестого числа. Впрочем, приносили не только ему. У них половина Солнечной улицы, на которой он жил – пенсионеры. И все они получали деньги в этот же день.

«Надо же, кому-то пришла в голову блажь назвать улицу по имени Солнца! Добро бы жили на ней люди богатые или зажиточные-тогда другое дело. Такое название оправдывает само себя. А то живут большей частью старики и старухи, которые одной ногой уже на том свете. Десятку какую-нибудь паршивую и то занять не у кого! Они бы и хотели дать ему взаймы, да взять с них нечего. Голь перекатная. А у миллионеров, что на той стороне деревни коттеджи возвели, так тоже напрасный труд просить. Они за копейку, что у них возьмешь, удавятся.

А тут и не пьешь, да как дальше жить – неизвестно. Денег на хлеб нет. Ну, положим, эти русские, что на иномарках разъезжают, не откажут, на булку дадут. Но у них брать зазорно. Ведь он, это мурло, не просто так даст тебе копейку, он даст тебе ее, чтобы лишний раз унизить. Поскольку за человека тебя не принимает. Ты для него хуже собаки бездомной, хуже кошки, что тянутся к людям за ласковое слово. Ты вынужден будешь стоять перед ним, перед этим мерзавцем, навытяжку как рядовой перед генералом. По стойке «смирно» и не выкобениваться, а тихо слушать тот бред, что он будет тебе вдалбливать в твою и без того голодную башку».

Артем Петрович жадно затянулся последней папиросой. Едкий дым выел легкие. Дед закашлялся.

– Жизнь гребаная, – выругался он матерно в сердцах. – Нет денег даже на «Беломор». – А курить тянуло. И очень не хотелось отвыкать от этой естественной для его лет привычки. Тот, кто как он с 13 лет пристрастился к табаку, бросит курить разве что в гробу.