Эллина Наумова - Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

– Более чем благосклонна, Илья. Значит, вы полагаете, что отравились вином. Но ведь раньше вы отдали должное другим напиткам. Может, эффект вызван их сочетанием?

– Полина, я почти сутки отпивался рассолом. Разве что сочетание с ним организму не понравилось. Нет, в вине что-то было. Оно откровенно горчило, но я в Бордо не разбираюсь, думал, так и надо. Мне повезло, не выхлебал все. Есть, есть Бог. И я, грешный, Ему еще зачем-то нужен.

Я начинала по-черному завидовать его непоколебимой уверенности в собственной значимости для Небес. Они не могли без него обойтись, комплекс неполноценности испытывали. Перебила:

– А вы запомнили мужчину, который поставил бутылку в контейнер? Машину, марку, цвет, номер? Он вас чуть не спровадил на тот свет. Думаю, его можно и нужно найти и наказать.

– Вряд ли, Полина. Вокруг было темно, мне было очень плохо. Нет, ни мужчину, ни машину я не вспомню. О высоком думал, до деталей ли. Даже не представляю, с какой стороны он появился. Да и не доказать мне, что он оставил это пойло. Скажут, глюк, белая горячка. Ух, ты, а он сам жив? Выпил не меньше, чем я, и за руль. Самоубийца, наверняка.

– Интересная мысль, – пробормотала я. – Убийца, он же самоубийца.

– Перестаньте, Полина. Я жив!

В окрепшем голосе Ильи Соколова зазвучало торжество. Но кожа на глазах желтела, взгляд не прояснялся.

– А ведь вам необходимо скорую вызвать, – вырвалось у меня.

– Я бы не отказался от медицинской помощи, – понурился он. – Мутит сильно. Но боюсь, в психушку упекут.

– С какой стати? – возмутилась я. – Вы не в лучшей форме, спору нет, но вполне адекватны.

– Полина, Полина, у нас на пьющих художников врачи однозначно реагируют. Придумайте что-нибудь, выручите.

Я поднапряглась и выдала:

– Вызовите нарколога, частника. Получите ту же капельницу с детоксом, но без лишних вопросов и ехидных комментариев.

– Это идея идей, Полина! – воскликнул Илья. – Я ваш должник за все, что вы для меня сделали.

– Бросьте. Надеюсь, вы тоже не отказываете в хлебе голодному.

Он извлек из внутреннего кармана дубленки смартфон, ничуть не удивившись, что тот на месте, быстро сориентировался в телефонной книге и сказал кому-то:

– Приезжай, выводи из запоя. Только учти, я, кажется, какой-то гадости наглотался. Да не могу я два пальца в рот, я с дамой. Нет, даму выводить не надо. Через полчаса? Тогда я дверь не закрываю.

Я поднялась со скамейки, к которой уже давно чувствительно примерзала. Илья последовал моему примеру, зашатался и зажмурился. Пришлось подставить ему плечо и почти доволочь до кровати. Он жил в крайнем подъезде, где квартиры были поменьше, охрану заменяли домофоны, но все равно веяло покоем и достатком.

– Как вас найти? – спросил Илья, рухнув в шапке, одежде и обуви на батик светлых тонов.

– Я сама поинтересуюсь вашим самочувствием.

Он с трудом свесился к тумбочке, достал «визитку для избранных» со всеми телефонами и адресами.

– Спасибо большое, Полина. Дверь зафиксируйте, чтобы не захлопнулась, будьте добры.

– Удачи, Илья. Поправляйтесь.

На лестничной площадке я столкнулась с беззаботно насвистывающим наркологом – узнала по специфическому чемоданчику – и окончательно успокоилась.

Вышла, прогулялась за угол к мусорке, вернулась к ближайшему фонарю. Осколки давно вымели, дождь и снег начисто отмыли гладкое бетонное основание. Я не поленилась, сделала полтора десятка шагов до двери в подвал. На ней красовался новый замок. На секунду мне показалось, что я действительно слушала бред тронувшегося с перепоя художника. Более того, мне хотелось бы убедить себя в этом. Некто выбросил бутылку с какой-то жидкостью, пытаемый похмельем пьяница решил, что это спиртное, нахлебался, двое суток провалялся в подвале, чудом остался жив. Обычная, к сожалению, история. Если бы на бутылке не было этикетки «Бордо». И, если бы в этом же доме той же ночью не заснули вечным сном, отведав красного вина, два очень славных человека.

Сначала я хотела двинуть домой, сварить кофе и обмозговать рассказанное Ильей Соколовым. Потом решила, что раз уж попала в центр, могу сделать несколько звонков. И нанести – я быстро прикинула количество не шапочно знакомых со мной и Косаревыми людей – четыре-пять визитов. Погода, правда, портилась. Дыры в потемневших тучах были заткнуты пышными белесыми мешками, из которых, по моим соображениям, вскоре должен был начать высыпаться крупный мокрый снег.

«Под стать настроению погодка, – подумала я. – Вот ведь сволочизм, ни ее, ни свое состояние не изменишь». Я лукавила. У моей натуры есть свойство, которое меня смущает. Чем другим хуже, тем мне лучше. Нет, я не радуюсь их горестям и не ликую, от того что по сравнению с ними благополучна. Но, стоит кому-нибудь мне пожаловаться, как я сразу забываю о собственных неприятностях, исполняюсь идей по преодолению чужих кризисов и сил их осуществлять. Иногда стыдно бывает. Люди в отчаянии, увещеваний не воспринимают, пальцем шевельнуть не в состоянии, а я на глазах веселею, становлюсь бравой, энергичной. И, проорав: «Все будет замечательно», начинаю действовать – звонить, бегать, тормошить, сводить, мирить и прочая. И сейчас знала, если установить первый контакт с кем угодно, тоска тактично спрячется где-то во мне и там, ничем не питаемая, иссохнет.