Владимир Жуков - Рафаэль и бабы-жабы

– Организму, желудку ни в чем нельзя отказывать, – усмехнулась женщина.

– Может, дождемся риелтора? – засомневался он. – Во всем должна быть мера, в том числе в питание, чтобы оно не превратилось в тупое чревоугодие.

– Нет, тебе надо снять напряжение, чтобы стал раскованным и общительным, а не хмурым сухарем. Сто граммов коньяка не повредят, наоборот, взбодрят и развяжут язык, – настояла Швец и по-хозяйски открыла бутылку коньяка «Жан-Жак». Наполнила рюмки золотистым напитком.

– За успех нашего благородного дела! – бодро провозгласила тост.

– Почему нашего, если это сугубо мое дело?– робко возразил хозяин квартиры.

– Эх, не будь эгоистом, не придирайся к словам. Я же тебе добра желаю и поэтому считаю, что это наше общее дело,– пояснила женщина и напомнила. – Другая бы на моем месте потребовала с тебя большие проценты за услуги, а я помогаю бескорыстно, по старой дружбе и доброте своей душевной.

– Коли так, то извини,– покаялся он и поднял рюмку.– За твое здоровье и щедрое сердце, Тамила!

– Ты тоже будь здоров и не кашляй.

Выпили. Суховей закусил долькой лимона и бутербродом с сыром, а она – с черной икрой и маслинами. Художник ревностно поглядел на женщину, опасаясь, чтобы она до прихода знатной гостьи сама не умяла главный деликатес – бутерброды с черной и красной икрой. Соседка ощутила его сердитый взгляд:

– Что ты на меня глядишь, как Ленин на буржуазию, или церковная мышь на крупу? Может, захотелось, воспылал страстью?

– Это тебе показалось, – смутился он и упрекнул.– Ты Виоле Леопольдовне оставь хоть парочку бутербродов с икрой, а то подумает, что пожадничал.

– Она любит смаковать «жабичи лапки»,– напомнила Швец.– А ты, Виоле не перечь, делай и поступай, как велит. Она в этом деле собаку съела и не одну. По Европе каталась, с королями и принцами общалась. Считай, что это для тебя смотрины. Ты обязан, словно жених, ей понравиться. Давай еще по рюмашке.

– Я знаю, что ты любишь выпить на халяву, но потом, еще не вечер,– возразил художник.

– Ты, как хочешь, неволить не буду, а я выпью. Отличный коньяк, французский, три звездочки. Мог бы купить и с пятью. Пожадничал, сэкономил на желудке.

Соседка окинула его придирчивым взглядом и упрекнула:

–Вид у тебя жалкий, как у казанской сироты. Приоденься, взбодрись! Как в молодые годы, надень вельветовый костюм и брюки, замшевые туфли, сорочку с бабочкой…

– Какая к черту бабочка, все давно обносилось, – махнул он рукой. – Встречу по-домашнему, чай, не королева английская.

– В твоем деле, она больше, чем королева, – возразила Швец. – Главное, не будь бякой. Широко улыбайся на все тридцать два зуба. Хотя их у тебя и половины не осталось.

– Если постоянно буду скалить зубы, то посчитает меня психом, – предположил художник.

– Не посчитает. Помни, что с голубого ручейка начинается река, ну, а дружба начинается с улыбки, – пропела Тамила. – Ты должен предстать перед нею добрым и радушным аристократом, а не мрачным и нудным стариком. Швец лихо выпила коньяк и потянулась пухлой рукой с пальцами унизанными перстнями и кольцами со сверкающими камнями-самоцветами за очередным бутербродом с красной икрой. «Вот зараза, всю икру съест,– с досадой подумал хозяин.– Скорее бы уже Виола Леопольдовна пожаловала, а то ни хрена не достанется».

4. Встреча риелтора

Баляс легкая на помине – прозвучала трель электрозвонка.

– Встречай гостью! Будь джентльменом! – приказала Тамила и сунула ему в руки букет красных гладиолусов, по ошибке купленных им вместо белых орхидей.

– Какая она из себя? – с запозданием поинтересовался Суховей.

– Сейчас увидишь и будешь наповал сражен ее неземной красотой. Величественная, как Екатерина 11. Точная копия, рождена для трона. Не робей, держи хвост трубой!

Художник, а следом за ним и Швец из гостиной прошли в прихожую. Он отворил настежь двери и оробел, застыл, словно вкопанный. В проеме двери, будто статуя, стояла двухметрового роста пышногрудая, упитанная дама. На большой, как глобус, голове рыжая короткая стрижка. Широкое монголоидного типа лицо, густые брови вразлет. Выпуклые магически черные глаза, приплюснутый, как у боксера, нос и сочные плотоядные губы. Суховей на мгновение вспомнил о предостережениях Тамилы и с иронией подумал: «Это, каким буйволом должен быть мужик, чтобы с такой особью совладать? Грудь не меньше пуда весит. Под силу «снежному человеку» или горилле».

Под добротной тканью бордового цвета костюма проявлялись жировые складки. Женщина, подобно Гулливеру, сверху вниз с надменной иронией взирала на него. Неприятный озноб пробежал по спине художника, что не предвещало удачи. Но он не верил в приметы и мистику. Считал себя, если не атеистом, то реалистом.