Дело в том, что Сафонов был не менее странным коммунистом, чем Ярославцев странным демократом. Николай Степанович с детских лет, с октябрятско-пионерского возраста, как «отче наш» его предки крестьяне, как божественную святость Сталина для его отца рабочего (не дожил до пенсии, сгорел от водки, царство ему небесное), выстроил свой нравственный стержень, впитав несколько фундаментальных аксиом. Например: «Партия (разумеется, коммунистическая) – партия рабочего класса, она выражает его интересы и устремления; „Капитал“ Маркса для экономики то же, что таблица Менделеева для химии; коммунизм – неизбежная цель прогресса общества и стремления человека к счастью и справедливости». Были и ещё тому подобные «заповеди», вбиваемые в голову нескольким поколениям «советских» людей. Жизнь, учеба и работа сильно поколебали все эти мифы, особенно хлынувшая после 1985 года ПРАВДА о реальных результатах строительства коммунизма на земле. НИГДЕ этот процесс не привёл к успеху. Тем не менее, Сафонов оставался членом компартии. Во-первых, он знал там немало порядочных, искренне уважаемых им людей, а во-вторых, он всё ещё успокаивал себя тем, что теория-то верна, но вот её применение было неправильным.
Однако, превратившись полтора года назад из мастера участка абразивного завода в председателя городской Думы и столкнувшись с реальной организацией жизни большого города, он всё меньше сверял свои действия с марксистской теорией и всё больше со здравым смыслом. В конце – концов, как всякий порядочный человек, Николай Степанович не выдержал лицемерия перед самим собой – делать одно, а декларировать веру в другое.
Вот об этом он и рассказал тогда, вечером обычного рабочего дня, первого мая (все праздники были отменены в связи с чрезвычайным положением) Андрею Андреевичу и предложил свои услуги по организации предвыборного штаба Ярославцева и создания объединения из кандидатов в депутаты в Государственную Думу Волжской России, которые бы поддерживали его. Они тогда проговорили до полуночи и разработали план предварительной подготовки к началу выборной компании.
Теперь, глядя на Сафонова, вместе с другими заинтригованными членами Совета безопасности, Ярославцев подумал, что, наверное, действительно случилось что-то очень важное, раз Николай Степанович так решительно настаивает. И, хотя он не любил слушать всякие словоблудия просто так, не для принятия решения по делу, Андрей Андреевич сдался.
– Ну, хорошо, информацию, Николай Степанович, доведете Вы?
– Нет, доложит Удинов. Он в приёмной, я его вчера пригласил для выступления.
«Без меня меня женили», – усмехнулся про себя Ярославцев и спросил:
– Минут двадцать, двадцать пять ему хватит?
– Полчаса, Андрей Андреевич.
И. О. президента покачал головой и нехотя согласился:
– Ну, хорошо, – потом посмотрел на всех присутствующих, – Больше предложений нет? Приступили.
Через час Совет безопасности одобрил план Кавказской боевой операции, суть которой заключалась в следующем. Армия Джелаладдина запиралась на пути к Дербенту между реками Самур и Гюльгерычай. Здесь была дорога-перевал через отроги самурского хребта. Предполагалось остановить армию султана на переправе через Гюльгерычай, одновременно отрезав ей пути отхода назад к Самуру и по руслу Гюльгерычая к морю. Это предполагалось выполнить силами двух отделений, экипажа БМД-3, которая ночью уже была доставлена на сухогруз с трубами для Баку, и тысячи воинов-гази эмира Ахмеда. Кроме того, на аэродром Дербентского форта перебрасывался вертолет в качестве резерва. Так же гарнизон Дербентского форта выделял две резервные группы.
Решено было договориться с эмиром Ахмедом, что руководить операцией будет Кузнецов, и командиры его сотен будут подчиняться Виктору Викторовичу.
Затем и. о. президента рассказал о результатах своей поездки на Урал. Утешительными их назвать было нельзя. «Большой Камень» не желал пускать к себе чужаков. Освоение магнитогорского месторождения железной руды откладывалось до весны следующего года, а до той поры туда надо было пробить дорогу, построить какое-никакое жильё, создать строительную базу, и провести подробную разведку недр. Но поскольку Волжский не мог так долго ждать железа, то надо было использовать уже известное курянам оскольское месторождение железной руды. Эту руду можно было транспортировать по реке Оскол, которая впадала в Северный Донец, на правом берегу которого, недалеко от впадения в Дон, было разведано прекрасное месторождение антрацита. Там уже закладывался город Донецк, и туда уже направилась техника для добычи угля вскрышным способом.
Читать дальше